Течет Сена - [22]

— Привилегии?

— А то!

Адамберг медленно шел по пустынному перрону станции «Кардинал Лемуан» в направлении Аустерлица. Он молчал, голова опущена, а Пи шагал чаще, стараясь не отставать, потому что этот полицейский, хотя и полицейский и стремящийся спасти шкуру женщины в пальто, был, тем не менее, человеком из приличного общества. И компанией — а это редкость, когда постоянно приходится толкать перед собой тележку. Адамберг посмотрел как между рельсами пробежала мышь.

— На самом деле, — вдруг сказал Пи, беря под руку своего спутника, — у меня тоже есть мысли.

— О чем?

— О кругах. О рождении. Возьмем, например, пуговицу на вашей куртке, вы знаете, что она круглая?

Адамберг пожал плечами.

— Не знаю, замечал ли я эту пуговицу.

— Я тоже. И эта пуговица, я бы сказал, имеет пятьдесят один миллиметр в окружности.

Адамберг остановился.

— И это продвигает нас… к чему? — спросил он серьезно.

Пи покачал головой.

— Даже полицейский мог бы разглядеть в этом ключ нашего мира. Когда я был маленьким, в школе при приюте меня называли 3,14. Ухватываете шутку? Пи? 3,14? Диаметр круга, умноженный на 3,14, равен длине окружности? Такая вот мелочь, но она стала важной в моей жизни. Возможно, это удача свыше, что мое имя растворилось в кофе. Я стал числом, и не каким-попало числом!

— Я понимаю, — сказал Адамберг.

— Вы не можете охватить того, что я знаю. Потому что пи работает с любым кругом. Это открыл один грек. Хитрющими были эти греки. Вот твои часы, ты можешь узнать окружность твоих часов, если это тебя интересует. Твой бокал для вина, если захочешь знать, какую окружность ты пьешь. Колесо твоей тележки, окружность головы, печать в мэрии, дырка в твоей обуви, серединка маргаритки, дно бутылки, шары для игры. Мир состоит из кругов. Вы об этом думали? Итак я, Пи, я знаю о них о всех, этих кругах. Задайте вопрос, если не верите.

— Маргаритка?

— С лепестками или только сердцевина?

— Середина.

— Двенадцать миллиметров днем. Мы говорим о довольно крупной маргаритке.

Пи сделал перерыв, чтобы его информацию можно было по достоинству оценить.

— Вот, — заметил он, качая головой. — Это моя судьба. А какой самый большой круг, последний круг?

— Окружность Земли.

— Да, вижу, вы поняли. И никто не может знать окружность Земли, не используя пи. В этом вся хитрость. Таким образом, я стал ключом этого мира. Скажете, к чему это меня привело?

— Если бы решил мое дело, как ты решаешь круги, это было бы что-то.

— Я не люблю диаметр.

— Я понял.

— Как зовут ту женщину?

— Никакого имени. Запрет.

— А, в самом деле? Она тоже… тоже потеряла свое имя?

— Да, — сказал Адамберг улыбаясь. — Но у нее не осталось даже начала.

— Хорошо, тогда дадим ей число, как и мне. Это будет милосерднее, чем говорить о ней как о «той женщине». Назовем ее «4.21», потому что, она… она взяла главный приз.

— Если хочешь. Будем говорить 4.21.

Адамберг привел Пи к маленькому отелю, расположенному в трех улицах от комиссариата. Он медленно вернулся в кабинет. Там его уже полчаса ждал уязвленный эмиссар министерства. Адамберг знал его — молодой блестящий, агрессивный и трусливый.

— Я допрашивал свидетеля, — сказал Адамберг, бросая куртку кучей на стул.

— Вам потребовалось много времени, комиссар.

— Да.

— Узнали что-нибудь?

— Окружность сердцевины маргаритки. Довольно крупной маргаритки.

— У нас нет времени чтобы развлекаться, думаю, вам это хорошо объяснили?

— Трудный парень, и у него в сущности есть для этого основания. Но он знает кучу вещей.

— Срочность, комиссар, и у меня есть приказ. Вас не учили, что любого «трудного» парня можно расколоть меньше, чем за четверть часа?

— Да.

— Чего вы ждете?

— Когда он простит.

— Вы знаете, что я могу забрать у вас дело?

— Если на него давить, он не станет говорить.

Помощник секретаря положил кулаки на стол.

— Тогда как?

— Он поможет нам, если мы поможем ему.

— И что он хочет, черт побери?

— Заработать на жизнь, продавая губки. 9732 гнилые губки по пять франков за штуку.

— И все? Просто купить у него эти испорченные губки!

Помощник секретаря быстро посчитал в уме.

— Утром у вас будет пятьдесят тысяч франков в восемь часов, — сказал он вставая. — И поверьте, я иду на это одолжение вам только из-за ваших блестящих характеристик. Я хочу иметь информацию самое позднее в десять часов.

— Полагаю, вы действительно не поняли, господин помощник секретаря, — сказал Адамберг, не шевелясь на своем стуле.

— Что именно?

— Парень не хочет, чтобы его купили. Он хочет продать свои губки. 9732 губки. Людям. 9732-м людям.

— Вы смеетесь или что, комиссар? Вы, возможно, воображаете, что я собираюсь продавать губки этого парня? Что я собираюсь послать всех государственных чиновников бегать по улицам?

— Это не подошло бы, — спокойно сказал Адамберг. — Он хочет продать свои губки. Сам!

Помощник секретаря наклонился к Адамбергу.

— Скажите мне, комиссар, случайно губки этого парня не волнуют вас больше, чем жизнь этой…

— 4.21, — закончил Адамберг. — Это ее кодовое имя здесь. Мы не произносим ее настоящего имени.

— Да, так лучше, — сказал помощник секретаря, внезапно понижая голос.

— У меня есть кое-что вроде решения, — сказал Адамберг. — Для губок и для 4.21.