Театральная секция ГАХН. История идей и людей. 1921–1930 - [242]

Огромность и разнообразие собранного юридического материала ставит вопрос о желательности некоторой его систематизации. Но систематизация эта возможна лишь при условии всестороннего изучения всех деталей и процессов театральной жизни в течение десятилетия. Черновая и крайне схематическая попытка систематизации может дать только некоторую оценку этого разнообразного материала.

Обсуждение проясняет некоторые положения доклада Родионова.

Прения

Н. Л. Бродский указал на исключительное значение работы, произведенной докладчиком по изучению театрального законодательства. Ему, однако, представляется в докладе не все правильным в том, что касается освещения театрального законодательства в прошлый, дореволюционный период. Состояние театра за это время характеризуется будто бы отсутствием просветительного значения театра. Оппонент указывает на ростки театра при фабриках и заводах, на театр в деревне, при разных общественных учреждениях. Культурно-просветительный характер дореволюционного театра был не миф, и в этом смысле нет разрыва революции с прошлым, а, наоборот, наблюдается связь.

В. А. Филиппов считает очень ценной настоящую работу как первую в этом направлении. Однако он считает нужным обратить внимание на то, что докладчик, говоря о послереволюционной поре театра, учитывает законодательную деятельность, регулирующую общегосударственные театры и театры местного значения. Между тем, говоря о прошлом, дореволюционном периоде, он ничего не сказал о постановлениях городских управлений, касающихся театра, тогда как деятельность московского городского управления в этой области заслуживает внимания. Далее оппонент выразил несогласие с положением докладчика о двух периодах в жизни театра и полагает, что их было три. В заключение он ставит вопрос, был ли осуществлен в Москве в это время немецкий театр, об организации которого говорилось в объявлении ТЕО.

В. Г. Сахновский указывает докладчику на то, что в своем докладе он совершенно не упоминает о тех разного рода бумагах и отношениях, касающихся репертуара, деятельности советов театров и т. п., которые довольно часто получались театрами в практике революционного десятилетия. Если все эти документы не составляют законодательства, то нельзя ли ввести в доклад главу, посвященную такого рода распоряжениям, так как они играли большую роль в жизни театра.

А. М. Родионов в заключительном слове отмечает, что он совершенно согласен с замечаниями Н. Л. Бродского о некотором опоздании юридических норм по сравнению с темпом действительности. Отсюда нужно только сделать соответствующий вывод, что изучение этих юридических норм следует поставить в прямую зависимость от изучения всех деталей быта и производства в данной области. Но, соглашаясь вполне с Н. Л. Бродским в этой части его замечаний, докладчик возражает Н. Л. Бродскому в части его предположений о несколько лучшем состоянии правового положения дореволюционного театра. В докладе было указано положение театра, а не его состояние. О последнем не приходится говорить. Оно было превосходно, и, несмотря на существовавший произвол, театр нашел возможность быть культурно-просветительным фактором. Но он не был признан таковым в действовавшем законодательстве. Характеристика правового положения дореволюционного театра очень четко дана в приведенной цитате из доклада юридической комиссии 1-го съезда.

В отношении замечаний В. А. Филиппова докладчик присоединяется к мысли о желательности приобщения к материалу и тех сведений, о которых оппонент высказывал сожаление, что ему (Родионову. – В. Г.) этих сведений добыть не удалось. Это является ответом и В. Г. Сахновскому, причем, конечно, юридическая значимость этих сведений всецело зависит от источника издания их.

Наконец, докладчик отрицательно отвечает на вопрос В. А. Филиппова об организации в Москве немецкого театра.

Н. Д. Волков. Основные вопросы изучения книги К. С. Станиславского «Моя жизнь в искусстве»

Протоколы № 1–14 заседаний п/секции Теории театра Театральной секции и материалы к ним. Протокол № 9 заседания подсекции Теории от 2 декабря 1927 // Ф. 941. Оп. 4. Ед. хр. 26. Л. 26.

Прения по докладу // Там же. Л. 24–24 об.

Присутствовали: Н. Д. Волков, Н. Л. Бродский, А. А. Бахрушин, И. А. Новиков, В. Г. Сахновский, В. А. Филиппов, В. В. Яковлев, Л. Я. Гуревич, Н. П. Кашин, А. И. Кондратьев, П. А. Марков, М. [Н.] Райхенштейн, С. А. Стороженко, В. Е. Беклемишева, В. Дитиненко, Г. И. Чулков, П. М. Якобсон, В. В. Тихонович, С. А. Поляков и 25 чел[овек] приглашенных.

Тезисы

1. Успело сложиться мнение, что книга Станиславского читается как роман. Отсюда – и соответственная манера чтения. Но главная ценность книги Станиславского в ее теоретической руде. Это обязывает не только к чтению, но и к разработке.

2. При подходе к книге Станиславского как к произведению теоретического значения нельзя забывать отношение самого автора к своему труду. Слова о «Предисловии» не случайны. Книга Станиславского – пролегомены к следующей его книге о «системе».

3. Название книги тоже должно быть учтено. Оно явно подчеркивает центростремительный, а не центробежный характер текста. В книге принципиальная «психологизация» фактов и принципиальный «аисторизм».