Театральная история - [17]
Поцелуй. Почему-то после него я чувствую вкус лимона, хотя чай пил я.
– Наизусть знаешь всю?
– До дна. Могу помочь готовить роль. Нет, не могу, извини…
Мне не понравилось, как она сыграла. Тем более что она как бы издевалась надо мной, играющим Джульетту. Она подбавила иронии к этим словам, и я как будто впервые их услышал и понял: мне совсем не на что опереться, чтобы их произнести, сделать их живыми, сделать их своими. И не потому, что они женские.
Что должно произойти со мной, чтобы я смог исторгнуть из себя такие речи и не засмеяться? И говорить все это в лицо Сергею, которого я еще совсем недавно хотел убить троном? А теперь ведь мне придется даже любить его, моего Ромео.
– Будет лучше, если ты уйдешь.
– Вот как? О сердце! Разорившийся банкрот! В тюрьму, глаза! – каждым новым словом Джульетты она словно доказывает: это не твоя роль. И никогда не станет твоей, хоть сам Господь Бог тебя на нее назначит. Играл ли кто-нибудь Джуль-етту агрессивней? Играл ли кто-нибудь с целью унизить?
– Наташа, ты просила меня не играть больше в постели. А я прошу тебя не играть на моей кухне. И вообще в моей квартире. Тем более, прости, это не божественно.
Я понимал: ей больно все это слышать, больно все это говорить, но остановиться сама и остановить меня она не может. Театр пустил в нас метастазы глубже, чем я предполагал.
Она собиралась молча. Резко, зло застегнута молния на сапоге. Сорван с вешалки плащ. Хлопнула дверь. Конец нашей сцены. Провалились оба.
В оглушительной тишине я думаю о том, что сейчас случилось. Как всегда, когда я оскорблен, я подбираю самые грубые слова: "Все же забавно, что женщина, столь слабая на передок, мечтает на сцене умереть от единственной любви. Хотя удивляться здесь нечему – нормальная сублимация романтизма".
Пиликает на мобильном sms. "Сегодня я впервые испытала с тобой оргазм. Дурацкое слово, кстати".
Вот и первые поздравления. Оргазм от зависти – это я запомню. запишу в книжечку своих актерских наблюдений. Для настоящего оргазма и секса не понадобилось. Он случился, едва я притронулся к самым заповедным зонам души моей любовницы. Там бушует желание играть, а рядом с ним неизбежные попутчики таланта любого калибра – ревность и зависть.
Я вспоминаю ее оргазмы и понимаю, что они и правда были безукоризненными. Значит, и тут вмешалось искусство? Они были искусственными? Мое sms: «Кто тебе верил? Ты плохая актриса, и оргазмы твои фальшивы». Стираю. Нет, я не стану ей отвечать.
Тяжесть… Я снова скатываюсь в эту яму? Еще немного, и я опять заточу себя в одиночной камере со стенами-зеркалами. И ничего не увижу вокруг, кроме своих отражений.
Мой кот своим мяуканьем (он требует еды!) прекращает обрушение меня на меня самого.
Стук в дверь. Марсик бежит первым.
Наташа. Слезы. Взаимное прощение, увенчанное сексом. Секс увенчан оргазмом. Двусторонним. Хотя искренность Наташиных содроганий под сомнением. Теперь навсегда.
Неплохо сыгранный этюд под названием "мои поздравления". Я вижу, как ей непросто подыскать "поздравительные" слова, вижу, что она ощущает мою кухню декорацией, в которой нужно прочесть монолог, освобожденный от ревности и зависти. Великодушный, благородный.
На ее лбу выступает испарина, ведь попытка подменить реальные чувства придуманными требует усилий. Но я актер, и я чувствую фальшь. Смотрю на этот с таким трудом дающийся Наташе театр и думаю, как же я хочу на сцену – настоящую!
Наташа подавлена, и я не понимаю, зачем ей было нужно возвращение, примирение и секс.
Звук захлопнувшейся за Наташей двери я помню хорошо, помню и свои чувства – настолько смешанные, что даже не попытался дать им имена. Не буду пытаться и сейчас».
И Александр решительно захлопнул дневник.
Наташа пришла на детскую площадку во дворе Александра, села на скамейку и задумалась, почему не смогла остановить парад своего эгоизма. Она корила себя, проклинала нелепость ситуации. Понимала, как трудно теперь будет все восстановить. И как ей будет мешать новая роль Александра.
Она подняла глаза, увидела, что Саша стоит у окна, и ей захотелось вернуться. Но возвращаться второй раз было совсем глупо, и она, как могла непринужденно, помахала Саше рукой. Он ответил ей таким же намеренно непринужденным жестом. И отошел от окна.
Наташа погрузилась в размышления о своей жизни, чего делать не любила. Она испытывала инстинктивное отвращение к самоанализу, он ей казался чуть ли не разновидностью онанизма. Но сейчас деваться было некуда.
Она понимала, каким был главный, скрепляющий ее семью мотив. Тщеславие. Оно мешало ей уйти от мужа. Быть женой среднего архитектора (каким был Денис Михайлович) – ничего особенного, ноль, к которому ты либо прибавляешь свою известность, либо ничего не прибавляешь… А вот подруга (или жена) безвестного актера…
«Тут уж такой ветер завоет, – думала Наташа. – Мне не устоять. Нет».
Наташа полагала, что, соединив свою жизнь с неуспешным актером, она смирится с тем, что сама никогда не станет звездой. Тщеславие, которое мешало ей без оглядки, без компромиссов и полутонов полюбить непризнанного актера, теперь мешало ей быть c артистом, перед которым забрезжил большой успех. Чего же, в конце концов, хочет ее тщеславие? И разве не оно сейчас настаивает: глупо терять связь с тем, кто становится важной фигурой в театре. Ведь мысль «это мой год» в последние дни становилась все более навязчивой.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В городе появляется новое лицо: загадочный белый человек. Пейл Арсин — альбинос. Люди относятся к нему настороженно. Его появление совпадает с убийством девочки. В Приюте уже много лет не происходило ничего подобного, и Пейлу нужно убедить целый город, что цвет волос и кожи не делает человека преступником. Роман «Белый человек» — история о толерантности, отношении к меньшинствам и социальной справедливости. Категорически не рекомендуется впечатлительным читателям и любителям счастливых финалов.
Кто продал искромсанный холст за три миллиона фунтов? Кто использовал мертвых зайцев и живых койотов в качестве материала для своих перформансов? Кто нарушил покой жителей уральского города, устроив у них под окнами новую культурную столицу России? Не знаете? Послушайте, да вы вообще ничего не знаете о современном искусстве! Эта книга даст вам возможность ликвидировать столь досадный пробел. Титанические аферы, шизофренические проекты, картины ада, а также блестящая лекция о том, куда же за сто лет приплыл пароход современности, – в сатирической дьяволиаде, написанной очень серьезным профессором-филологом. А началось все с того, что ясным мартовским утром 2009 года в тихий город Прыжовск прибыл голубоглазый галерист Кондрат Евсеевич Синькин, а за ним потянулись и лучшие силы актуального искусства.
Семейная драма, написанная жестко, откровенно, безвыходно, заставляющая вспомнить кинематограф Бергмана. Мужчина слишком молод и занимается карьерой, а женщина отчаянно хочет детей и уже томится этим желанием, уже разрушает их союз. Наконец любимый решается: боится потерять ее. И когда всё (но совсем непросто) получается, рождаются близнецы – раньше срока. Жизнь семьи, полная напряженного ожидания и измученных надежд, продолжается в больнице. Пока не случается страшное… Это пронзительная и откровенная книга о счастье – и бесконечности боли, и неотменимости вины.
Книга, которую вы держите в руках – о Любви, о величии человеческого духа, о самоотверженности в минуту опасности и о многом другом, что реально существует в нашей жизни. Читателей ждёт встреча с удивительным миром цирка, его жизнью, людьми, бытом. Писатель использовал рисунки с натуры. Здесь нет выдумки, а если и есть, то совсем немного. «Последняя лошадь» является своеобразным продолжением ранее написанной повести «Сердце в опилках». Действие происходит в конце восьмидесятых годов прошлого столетия. Основными героями повествования снова будут Пашка Жарких, Валентина, Захарыч и другие.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.