Театр тьмы - [63]

Дочитав заметку, я тяжело вздохнула. С одной стороны, мои поиски закончились и увенчались успехом. Но с другой – я не доверяла источнику, где опубликовали заметку. Текст походил на нелепое сочинение нерадивого школьника, чем на мысли взрослого и умного человека. Никакой структуры, важную информацию смешали с глупостью вроде: «Эмили была очень общительной». Бред! И еще… ни одного упоминания о брате Эмили – Теодоре Томпсоне. Или у нее все-таки не было брата?

Я даже не стала закрывать вкладку – просто захлопнула ноутбук и пошла в комнату. На улице уже начало светать. Я видела очертания подруги и слышала ее тихое, размеренное сопение – Джейн спала, свернувшись клубочком на старом диване. Видеть ее живой и здоровой было наслаждением.

– Ты оказалась права, – глядя на подругу, прошептала я. – Эмили действительно писала о Великом ограблении поезда, а потом умерла.

Пусть я не доверяла заметке, которую прочитала, внутренний голос твердил: «Информация о ее работе – не ложь». Я нашла один ответ на вопрос. Но в это же время за спиной выстроилась еще сотня. И один из вопросов больше всего выжигал мозг: «При чем тут театр?»

20

– Сара! Сара, вставай! Мы проспали! – кричала над ухом Джейн, вытаскивая меня из очередного кошмара. Мне приснился Том. Он стоял на сцене театра, а его со всех сторон обнимал огонь. Подруга начала будить как раз в тот момент, когда я пошла к актеру, чтобы спасти его.

– Что? – Я резко приподнялась и схватила телефон. Часы показывали без трех минут восемь.

– Мы проспали!

Джейн резко поднялась с кровати, сняла пижаму и начала натягивать на себя кофту и джинсы. Я последовала ее примеру. Уже через пять минут мы были готовы к выходу.

– Подожди, заберу телефон. Оставила его у дивана, – сказала я.

Я зашла в комнату и начала искать телефон. У дивана его не оказалось. Видимо, на автомате я положила его в другое место. На столе не было, на подоконнике…

Когда я бросила беглый взгляд на деревянную поверхность, между лопатками пробежал холодок. На месте, где сидел ворон из кошмаров, остались небольшие вмятины от острого клюва. Рядом с ними лежал мобильник.

– Сара! Ты где? – послышался из прихожей раздраженный голос Джейн. Она уже надевала плащ. – Мы точно опоздаем!

– Иду! – крикнула я и, оторвав взгляд от странных углублений, схватила телефон и вышла к подруге.

Пока я натягивала на ноги кроссовки, Джейн стояла рядом и нервно поправляла прическу у зеркала.

– Ты не ставила будильник? – спросила я между делом.

– Думала, ты поставишь. Как я понимаю, ты этого не сделала.

– А ночью ты ничего не слышала? Например, криков? – Я разогнулась и пристально посмотрела на подругу.

– Криков?

– Так, значит, не слышала?

– Нет, – теперь настал черед Джейн смотреть на меня с подозрением. – Сара, начни нормально спать.

– Да, надо бы. Уже кошмары снятся.

– А я говорила, что переработка до добра не доведет.

Я пожала плечами и ничего не ответила.

– Ладно, меньше разговоров. Они отвлекают. Если поторопимся, за пятьдесят минут уж точно доберемся до центра.

Мы вышли из подъезда, и я пару раз огляделась по сторонам в поиске вороны. Если на подоконнике, откуда ни возьмись, появились вмятины, то должна была остаться и птица, которая их оставила. Сон перекочевал в реальную жизнь. А раз во сне я свернула ворону шею, и он вывалился из окна, сомнений не возникало: птица должна лежать на земле.

Но никакого мертвого тельца в округе не оказалось.

Пока мы быстрым шагом шли к метро, я успела рассказать Джейн короткую биографию Эмили. Она задумчиво сказала «молодец» и продолжила идти молча. Больше Джейн ничего не произнесла, словно наш вчерашний разговор был плодом моего воображения. Простившись в вагоне метро, она поехала в редакцию, а я вышла на Пикадилли-Серкус.

Пикадилли, как и обычно, была усыпана людьми. Я петляла между женщинами и мужчинами, бабушками и дедушками, пыталась не раздавить детей. Пробегая мимо здания театра, я косо посмотрела на него – даже заглянула в занавешенные окна. Сердце болезненно сжалось, а перед глазами возникла картина из утреннего сна – выбитые огнем стекла, клубы дыма, стремящиеся ввысь, жуткий треск. Я смутно помнила сюжет сновидения, но самые страшные моменты никак не хотели покидать сознание. И особенно его главный герой – Том Харт. Я помнила его так отчетливо, словно видела наяву, а не во сне. Он вопил от боли. Актер стоял на сцене, которую поглощал огонь. Потом вдруг вместо взрослого парня я увидела на этом же месте маленького мальчика: он спокойно сидел на полу с книгой в руках и ждал маму с гастролей.

– Том, Том, нам пора уходить, – я подбежала к маленькому мальчику, но он вдруг снова стал взрослым.

– Нет, – сухо ответил Харт, глядя на меня со злостью. – Уходи отсюда.

Именно на этом моменте меня разбудила Джейн.

Я прошла мимо театра, и по венам ядом разлилась тоска. А когда оказалась у дверей кофейни без пяти минут девять, не ощутила облегчения, что пришла вовремя. Работа отошла на второй план, в то время как жизнь Тома Харта оказалась на первом.

Всю смену я не переставала думать о нем. Хотелось написать ему, спросить, как дела, под любым предлогом напроситься на встречу. Но вместе с этим я не переставала вспоминать о Джеймсе, чье разгневанное лицо до сих пор стояло перед глазами, а его вопли оглушали, подобно сиренам машин. Кажется, я выглядела настолько убого, что даже мистер Дартл за всю смену не решился сделать ни одного колкого замечания в мою сторону. Проходя мимо, он лишь устало вздыхал. Думал, наверное, что с меня уже хватит.