Театр мертвецов - [2]

– Я так просто не сдамся! Забыла, где я тебя подобрал, стерва?! Ты вилку и руках держать не умела! Ничего я тебе не отдам! Что касается Виктора, то он тебя продаст с той же легкостью, что и меня. Он всегда будет стоять рядом с победителем. Но ты слишком рано возомнила себя королевой.

Герман подошел к камину, снял с него шкатулку из красного дерева, инкрустированную серебром, откинул крышку, и в его руках появился никелированный револьвер.

– Что ты делаешь? – крикнул адвокат.

– Раздаю долги.

Герман выставил трясущуюся руку вперед и выстрелил. Пуля попала женщине в горло. Брызнула кровь. Она схватилась руками за шею, вытаращила испуганные глаза и повалилась на стол. Где-то раздался крик. Послышались шум, голоса.

Герман выронил револьвер и попятился.

Адвокат замер на месте, словно врос в землю.

***

Вспыхнул свет в зале. Задние ряды зааплодировали, передние в изумлении следили за происходившим.

Из пятого ряда выбрался пожилой мужчина и, немного прихрамывая, поднялся на сцену по боковой лестнице.

Он подошел к лежавшей женщине и осмотрел ее. Она была мертва. Он выпрямился и поднял руки.

– Прошу тишины в зале. Сядьте в свои кресла и оставайтесь на местах до особого распоряжения. Я следователь прокуратуры. На сцене произошло несчастье. Прошу всех не создавать паники.

Мужчина повернулся к актеру, игравшему адвоката, и коротко сказал:

– Быстро администратора сюда и вызовите милицию.

– Да-да, понимаю.

Но он ничего не понимал и продолжал стоять на месте.

Громкий фальцет известил о появлении на сцене высокого начальства.

Первым делом закрыли занавес. Зрительный зал исчез за плотным бархатом. Сцена погрузилась в полумрак, горели только верхние софиты, искажая лица черными тенями. За занавесом захлопали откидные сиденья. Публика рванулась к выходу.

Обладателем фальцета был мужчина средних лет, среднего роста, впрочем, и по всем остальным приметам он выглядел усреднение и ничем особым не выделялся, кроме одежды. Клетчатый светлый пиджак, черная шелковая сорочка, белые брюки и шейный платок, заправленный под ворот рубашки, превращали этого человека из обывателя в творческую личность с большими амбициями.

Порывистой походкой он выскочил на подмостки из-за левого портала, где находился пульт помощника режиссера, и тут же направился к убитой женщине.

– Не следует подходить к трупу, – преградив дорогу, сказал мужчина, поднявшийся на сцену из зала. – До приезда милиции ничего трогать нельзя.

– А кто вы такой? – возмутился местный диктатор.

– Я следователь прокуратуры Трифонов.

– Как вы здесь очутились?

– В качестве зрителя.

– Вот именно! А я владелец театра Антон Грановский. Может быть, мне кто-нибудь объяснит, что здесь произошло?

Он начал оглядываться по сторонам, но стоявшие по обеим сторонам сцены черные тени, прикрытые кулисами, оставались неподвижными, как манекены в витрине.

– Во время спектакля случилось несчастье, – ровным, спокойным голосом сказал Трифонов. – Револьвер был заряжен боевым патроном, и один из персонажей убил партнера.

– Так! Понятно! – визжал режущий слух фальцет Грановского. – Нина Сергеевна, вызывайте милицию!

От пульта помрежа донесся женский голос:

– Уже вызвала.

– Федор! Не трогайте ее…

Трифонов оглянулся. Актер, игравший роль адвоката, сидел на полу, испачканный в крови, и держал на руках тело убитой. Скорее всего, он не понимал, что делает. Трифонов рванулся с места, но Грановский остановил его, удержав за рукав.

– Бесполезно. Она его жена не по пьесе, а по жизни. Не трогайте его.

На сцене появилась милиция – двое в форме и один в штатском.

Тут же открыли занавес. Зрительный зал опустел. Трифонов спустился в партер и сел в кресло первого ряда.

Рутинная работа криминалистов ему была хорошо знакома. Он думал совсем о другом. Сейчас ему хотелось уйти, но, как закононопослушный гражданин, он понимал роль свидетеля в уголовном деле и оставался на месте, дожидаясь своего часа.

Так в задумчивости он провел некоторое время, пока к нему не подсел мужчина лет пятидесяти с красивым, но очень строгим лицом.

Люди, от природы добрые и мягкие, достигая определенного положения на службе, стараются надеть на себя маску строгости и значительности. Трифонов не был провидцем, но что-то похожее испытал на собственной шкуре. «Сейчас он станет мне представляться, – подумал Трифонов, – и начнет со своего звания. Комплекс маленького человека, любящего высокие каблуки».

– Подполковник Крюков Денис Михайлович, Московский уголовный розыск. Я слышал, вы следователь?

– Бывший, – кивнул Трифонов. – На сегодняшний день пенсионер, Трифонов Александр Иваныч. Я сидел в зале и смотрел спектакль в качестве зрителя. А после выстрела попытался сохранить обстановку, но не получилось.

– Театральный зритель – публика неуправляемая, артисты тем более. Пистолет мы изъяли, исполнители все на месте. Так что беспокоиться не о чем. Вы в московской прокуратуре работали?

– Нет, я из Питера. Здесь в гостях у старого друга, а в театр меня пригласила его дочь.

– Где же она?

– Ушла со всеми. Неудобно получилось.

– Публика испугалась. В театр ходят получать удовольствие, а не наблюдать за реальным убийством. Случись такое на улице, собралась бы толпа, а здесь все наоборот.