Театр кошмаров - [51]

Дарен убеждал себя, что плачет именно из-за нее, а не потому, что не может решиться на простой шаг. Просить помощь не стыдно, но безумно сложно. Однако ему пришлось это сделать, когда видения перестали уходить и не покидали ни на секунду.

Дарену всерьез казалось, что он умирает. Его будто вывернули наизнанку и вытряхнули из-под кожи всех демонов, что прятались в темных уголках души долгое время. Он захлебывался в собственной гнили, каждой клеточкой тела ощущая, что убивает его не мир, а он сам.

В вечер, когда Дарен все же осмелился набрать номер Каспера, ему стало совсем плохо. Воздух пропитался страхом и болью и буквально загустел. Дарен пытался вдохнуть, но получалось через раз, а если выходило – горло сковывало судорогой подступающей рвоты.

Терпеть это не оставалось сил, и Дарен на дрожащих ногах, хватаясь за стены, поплелся на кухню. Там, у ржавой раковины, ждал почти полный пузырек прописанных таблеток. Употреблять их полагалось по две в день, но Дарена сковало отчаяние. Он вытряхнул цветные кругляшки на ладонь и закинул в рот целую горсть медикаментов.

Безвкусные таблетки, смоченные скудной слюной, липли к нёбу и языку. Проглотить их без воды не вышло, и Дарен залпом осушил стакан с давно остывшим чаем.

Чуда не случилось. Сознание не прояснилось. Слизистая пробка в горле не растаяла по щелчку пальцев.

Дарен осел на стул и прислонился спиной к стене.

«Позвони ему», – приказал он себе в последний раз и сдался.

Кнопки на экране издевательски вдавливались в экран, когда Дарен их касался, будто смартфон был сделан из резины. Лишь спустя бесконечные пять минут Дарену удалось нажать на вызов и… Ничего не произошло.

Долгие гудки в какой-то момент сменились оповещением о потерянном сигнале. В голове звенела идеальная тишина, которая вскоре обратилась догадкой: Каспер не хочет его слышать. Он оставил свой номер, чтобы проверить, что сделает Дарен, а не для того, чтобы действительно поговорить или встретиться.

– Мусор, – раззявленный кирпичный рот скривился в улыбке.

– Каспер? – смотря на потухший экран, спросил вслух Дарен, и стены простонали:

– Вы оба.

Дом засмеялся. Оконные рамы затрещали, когда здание начало содрогаться в пугающем хохоте. Каждая крупица этого старого, потрепанного дома презирала Дарена и его слабость. Стены, покрытые трещинами, начали прогибаться, обретая человеческие черты. Это выглядело так, будто замурованные под кирпичами люди вдруг решили выбраться наружу, чтобы взглянуть на ничтожество, которым Дарен стал.

Он презирал себя. И одновременно с этим его презирал весь мир.

Больше не в силах находиться в этой комнате, в этом здании, Дарен вылетел на улицу как пробка из бутылки. Он не знал, от чего бежит: от обезумевшего дома, что мог рухнуть и похоронить под завалами, или от самого себя? В тесной квартире слишком душно наедине с мыслями.

Он взял с собой только телефон и записку Каспера. Последняя оказалась при Дарене ненамеренно – свернутый пополам листок лежал в нагрудном кармане клетчатой кофейной рубашки. Дарен хотел разорвать бумагу на клочки и пустить по ветру, но в последний момент остановился.

Мир сходил с ума, трещал по швам и переворачивался с ног на голову. Он раскачивался, расплывался и утягивал Дарена в пучину безумия. Но этот листок… был единственной четкой деталью, ниточкой, соединяющей воспаленный бредом разум с нормальной реальностью.

Каспер был этой ниточкой.

– К черту, – выругался Дарен и сквозь сумерки ринулся к автобусной остановке.

Не сбавляя шаг, он проверял в телефоне, как добраться до адреса, указанного в записке. Делал это почти автоматически, пока мозг генерировал миллиарды мыслей.

– Заткнитесь! – Дарен схватился за голову, что разрывалась от чужих голосов.

В это время он уже бежал по людной улице, и несколько человек ошарашенно обернулись на его вскрик. Их взгляды – бритвы, что вогнали под кожу. Дарен согнулся пополам от боли, прошившей тело, и истерически рассмеялся.

Таблетки не помогают. Ему все хуже и хуже. Мир словно раскололся, и сквозь образовавшуюся трещину выбралось нечто омерзительное. То, что всегда было внутри Дарена. То, что он сам взрастил.

Зайти в автобус оказалось очередной пыткой. Створки дверей казались огромными пожелтевшими челюстями, из которых торчали темные зерна зубов. Голые кости скрипели и клацали, и от этих звуков внутри все сжималось.

– Это иллюзия, – шепнул себе Дарен и сжал ладони в кулаки так, что ногти впились кожу.

Преодолев себя, он протиснулся между гнилыми зубами, которые сомкнулись за его спиной, и рухнул на одно из пустых сидений. В поздний вечер, когда ходит последний транспорт, в автобусах редко бывает людно.

Всю дорогу Дарен сидел с закрытыми глазами, отсчитывая остановки. Его мутило, и оставалось только гадать – от передозировки лекарством или от того, что асфальт в этом районе напоминал пористый шоколад? «Если это из-за таблеток, дело плохо», – подумал Дарен и не испытал ничего. Если его муки прекратятся, если видения перестанут терзать разум, а ненависть к себе – душу, то он готов заплатить любую цену. Снова наесться таблеток. Встретиться с Каспером. Умереть.