Театр кошмаров - [50]

Пока Дарен, заикаясь, рассказывал о своих оживших кошмарах, практикант клевал носом. Периодически студент что-то чиркал в бумагах и задумчиво хмыкал, но на пациента не смотрел. Единственный раз он сделал это, когда Дарену потребовалось расписаться в бумагах.

– У вас дрожат руки, – запоздало подметил «специалист» так, будто сам Дарен этого не знал. – Нервы шалят?

Сказав это, парень рассмеялся, надеясь, что его веселье поддержат. Дарен посмотрел на недоврача, плотно сжав губы. Он уже понимал, к чему тот клонит.

– Вам нужно уменьшить стресс, – с видом важного знатока посоветовал студент. – Тогда и видения пройдут, и руки дрожать перестанут. Крепкий сон и хорошее настроение – вот ваши лекарства! Ну и еще вот эти таблетки можно попить…

Полистав конспекты, парень сделал короткую пометку в карточке Дарена, протянул положенную бумажку и выпроводил из кабинета. Дарен едва сдержался, чтобы не смять выданный рецепт сразу же в кабинете врача. Что за бред?! Любому человеку, далекому от медицины, ясно, что даже самый перегруженный тревогой и переживаниями мозг не станет генерировать галлюцинации! Проблема куда сложнее, а поломка Дарена – глубже. Лечить ее «режимом труда и отдыха» и легкими антидепрессантами – значит не лечить вовсе!

Однако скомкать рецепт и швырнуть его в урну Дарен не смог. Попасть в другую клинику ему пока не светит, а даже такое элементарное лечение – это надежда на исцеление, пусть и крохотная. Лучше пытаться сделать хоть что-то, чем сидеть сложа руки и ждать, когда стены, сплетенные из удавок, до хруста сожмут шею.

Но таблеток в упаковке становилось меньше, а состояние Дарена стремительно ухудшалось. Реальность, полная видений, стала походить на сон. Дарену казалось, что граница его тела растаяла, а все страхи, тяжбы и воспоминания выплеснулись наружу и обрели форму.

Иногда Дарену мнилось, что его слезы режут кожу, как лезвия. Из зияющих ран выглядывали кости, а между пересеченных мышц – извивающиеся белые черви. Гниль, порожденная виной и собственной ничтожностью, полезла наружу.

Когда Дарена рвало, ему виделось, что он выплевывает изъязвленные или покрытые желтым налетом гноя органы. Теперь он был почти убежден, что его руки дрожат не из-за испепеленных горем нервов, а из-за того, что к каждой косточке тянулись нити, которые кто-то резко натягивал, стоило Дарену оплошать. Стены, что раньше давили, вдруг отодвигались друг от друга настолько далеко, что тяготил уже не камень, а пустота и одиночество.

Отец не захотел обсуждать с Дареном его проблемы. Он даже слушать не стал, когда Дарен попытался признаться – ему кажется, с ним не все в порядке. Мачеха всегда была Дарену чужим человеком, и он знал, что это взаимно. Она разрешила ему жить в ее пустой и заброшенной квартире явно не по доброте душевной. Это был легкий способ избавиться от соринки в глазу, которой являлся Дарен.

Никому не нужный. Без настоящей семьи. Без друзей.

Он даже не мог надеяться, что его хотя бы выслушают и будут рядом, когда очередной кошмар вырвется наружу и заполонит весь мир.

Единственный, кто дал Дарену хоть крохотное ощущение поддержки, – это Каспер.

Каспер – шестерка свиты. Каспер – богатенький мальчик с красивой, но пустой головой. Каспер – козел, который смотрел, как Тобиас избивает Дарена, но ничего, ничего не сделал!

Каждый раз, когда Дарен думал об этом, ему не удавалось сдержать хриплый нервный смех. Парень, который не мог защитить Дарена от собственных друзей, был готов спасать его от куда более ужасных вещей…

После той ночи они больше не виделись. Дарен сам не понимал, что из-за этого чувствует. Облегчение, потому что больше не придется думать о возможной подставе? Отчаяние, набирающее цвет в одном букете с одиночеством и страхом? Или надежду?

Да. Определенно, надежда была самым сильным чувством, но она же Дарена и пугала.

Он хотел и боялся того, чтобы Каспер снова пришел. Его присутствие не развеивало призраков, но спокойный взгляд аквамариновых глаз был лучшим доказательством – все в порядке. То, что происходит, то, что тебя пугает, – творится лишь в твоей голове.

Каспер не знал о том, что терзает Дарена, и, скорее всего, даже не догадывался о происходящем. Однако Йоркер не сомневался – Каспер уверен, что Дарену нужна помощь. И странно, но Элон без колебаний был готов ее оказать.

Дарен думал, что визит Каспера – разовый порыв. Элона в его квартиру привели совесть и чувство вины за то, что случилось на парковке «Жерла». Всего одной встречи было достаточно, чтобы оплатить тот долг. Но Дарен понял, что стыд и вина здесь больше ни при чем, когда нашел под своей дверью записку с адресом и телефоном, под лаконичным «Каспер Элон».

Доска перевернулась. Карты переиграли.

Теперь Дарен уже не в той позиции, чтобы просто сидеть и ждать. У него есть все для того, чтобы действовать.

«Никогда не стыдно обратиться за помощью».

Простые слова не выходили из головы уже несколько дней. Но если уговорить себя пойти в больницу оказалось просто, то набрать номер Каспера стало задачкой куда более сложной.

– Не звони, – шептали стены, в которых вдруг образовались кратеры жутких ртов. Огромные, покрытые герпесными пузырями, губы шевелились рядом с лицом Дарена и едва не задевали мочку уха или короткие пшеничные пряди. Из темных впадин, которые слепо кончались кирпичной стеной, несло такой вонью, что от нее щипало глаза.