Она ехала той же дорогой, которая более пятидесяти лет назад привела ее в Петербург. Только тогда в карете с ней были Параша и Николай Петрович. Теперь она одна завершала жизненный круг.
...В кусковской усадьбе Гранатову уже никто не помнил: всех ее родственников, как и Ковалевых, Шереметевы поселили в Петербурге. Дворня, встречаясь с Татьяной Васильевной, низко кланялась, называла «барыней», чем очень ее веселила. В людской же особо любопытные выспрашивали у кучеров и лакеев, приехавших из Петербурга, кто она и что.
Подолгу бродила Татьяна Васильевна по старому кусковскому дому и аллеям уже сильно заросшего парка. Никто не мешал ей в этих прогулках.
Дворовые, замечая в окне ее одинокую фигуру, наблюдали, как пожилая дама то и дело останавливалась и застывала неподвижно. Она прямо смотрела перед собой и, казалось, беседовала с кем-то невидимым. К столу же Татьяна Васильевна выходила невозмутимой, никто не слышал от нее ни ахов, ни охов, и
заводила она речь совсем не о том, что ожидалось. Лишь как-то раз сказала, что присмотрела куст махровых роз, хочет взять его с собой и посадить где-нибудь в Ульянке.
Так и сделали. Перед отъездом куст, завернутый в холстину, приладили к задку экипажа, и Татьяна Васильевна все интересовалась — надежно ли. Когда уже выехали из кусковских кущ на тракт, она, коснувшись маленькой сухой рукой Дмитрия Николаевича, сидевшего рядом, сказала: «Вот и попрощалась я, Митенька...»
Татьяна Васильевна умерла, не болея, легко, даже не почувствовав близости последнего часа. Стоял январский день 1863 года.
Узнав о случившемся, отец и сын Шереметевы поспешили в ее комнаты. Сергей Дмитриевич вспоминал: «Она лежала со спокойным выражением лица, точно спящая. Отец к ней подошел и тронул ее голову. Она уже была холодна... Долго сидел отец в комнатах Татьяны Васильевны, и я с ним, и долго говорили мы о ней и вспоминали... многое услышал я от отца, и никогда не бывало такого задушевного разговора, никем не нарушенного».
В ту весну с кустом роз, посаженным Татьяной Васильевной в память Кускова, что-то случилось. Как с ним ни бились, ни выхаживали, он так и не зазеленел.
