Театр для крепостной актрисы - [3]
Петр Борисович, покончив со службой, постарался уехать из Петербурга, где все напоминало ему незабвенную Варва- рушку.
Поначалу Шереметев решил осесть в тихой Москве, не желая следовать повальной моде, гнавшей многих его знакомых за границу. Те жаждали поскорее насладиться комфортом европейской жизни. Эти вояжи, однако, имели неожиданные последствия для жизни русских вельмож в самой России. Оставив в Европе горы золота, титулованные путешественники посмотрели и решили: а почему бы и у себя не завести всю эту красоту — Версали, охотничьи замки, упрятанные в парковых павильонах сокровищницы живописи, скульптуры, античных диковинок? И конечно — театр... Денег много, земли тоже, дешевого труда — сколько хочешь.
Каждый, конечно, имел свои предпочтения. Но набор увлечений оставался общим: коллекционирование предметов искусства, собирание библиотек, строительство удобных, роскошно отделанных загородных усадеб с великолепными парками, устройство праздников и театрализованных представлений. Все расточительно, на широкую ногу.
Известно, что со второй половины XVIII века по 40-е годы XIX в России поднимался занавес на сценах более ста театров: пятьдесят из них приходилось на Москву, около тридцати на Петербург.
Разумеется, такая громадная всероссийская сцена требовала большого количества способных людей. Где их взять? И вот среди крепостных, вчерашних поваров, конюхов, портных и шорников, среди их жен и дочерей, день-деньской проводивших на барском хозяйстве, в кухнях, за ткацкими станками и пяльцами, в парниках и на скотных дворах отыскивались такие, кого Бог одарил приятной внешностью и хорошим голосом, кто известен был способностью к танцу и бойкостью.
Специально снаряжались доверенные и понимающие люди, дабы набрать талантливую молодежь. В крестьянской среде лицедейства боялись и, узнав, для какой цели забирают их в барскую усадьбу, старались увильнуть от сего или вместо голосистых Федьки или Малашки незаметно подставляли вовсе безголосых.
Однако собрать народные таланты только полдела. Вчерашних кузнецов и скотниц мало научить пению, танцам и декламации. А грамота? А иностранные языки? А хорошие манеры? Ведь сплошь и рядом на сцене звучали французские и итальянские арии, а ничего, кроме лаптей, не носившим селянам предстояло изображать маркизов, купидонов, сильфид и пасторальных, словно сошедших с лионских гобеленов, пастушков с пастушками.
Не считаясь с затратами, хозяева-театралы выписывали из- за границы учителей, опытных вчерашних корифеев сцены. Иногда поступали по-другому. Камергер Н.Н.Демидов, например, отдал своих трех крепостных девушек в танцевальную школу при театре Зимнего дворца — туда, где долгое время преподавал гениальный Дидло, по воспоминаниям, «легкий на ногу и тяжелый на руку».
Трубецкие, Гагарины, Бибиковы, Щербатовы, Апраксины, Столыпины, Воронцовы... И каждый из них желал, чтоб его театр считался первейшим. Однако сцена требовала не только огромных средств, но и больших личных усилий хозяев.
Не все театры пользовались среди москвичей популярностью. Таких, где каждая премьера становилась событием и куда публика валила валом, все-таки были единицы. Они принадлежали дворянам по-настоящему просвещенным, с головой ушедшим в театральное дело.
В наше время как-то забылось, откуда взяла свое начало сценическая Россия и, в частности, Москва. Театральные затеи бар, как, впрочем, и все другие, было принято ругать, а заодно оплакивать судьбу тех, кто поднялся на подмостки, покинув по воле хозяев поля, кухни, конюшни и скотные дворы. Конечно, далеко не просто складывались судьбы крепостных актеров, но невозможно сбросить со счетов и то, что именно сцена вызволила сотни и сотни людей из безликой толпы, позволила им развить природные способности, познать иную, хоть и богатую превратностями жизнь.
«Трудно даже представить себе, сколько имен и какие таланты были открыты и образованы помещиками, этими фанатичными в большинстве искателями театрального жемчуга» — такие слова в адрес людей, поднимавших русское сценическое искусство, большая редкость. И по справедливости, в первую очередь их надо отнести к Шереметевым.
...Итак, распрощавшийся с особняком на Фонтанке Петр Борисович осел в Москве на Никольской улице. Здесь, в самом центре первопрестольной, Шереметевым принадлежала обширная усадьба с очень вместительным домом, при котором был и свой театр. Но графу хотелось начать дело крупное, масштабное: на давно насиженном месте ему стало скучно.
И вот Петр Борисович стал перебирать свои подмосковные: Останкино, Марьино, Вешняки... Деревни большие, дармовой рабочей силы хватало. Но Петр Борисович выбрал для своего замысла село Кусково.
Высказывают предположения, что такое название появилось оттого, что имение, со времен Ивана Грозного принадлежавшее Шереметевым, казалось маленьким «куском» среди окружавших его бескрайних владений князей Черкасских.
Но теперь для Петра Борисовича свое и «Черкассово» было все едино. Именно это скромное родовое имение поблизости от Москвы, чтобы путь гостям не казался долгим и самому не пребывать в одиночестве, он и задумал переделать в «летний загородный увеселительный дом». По большому счету ему хотелось создать резиденцию, не уступавшую царской под Петербургом.
«Красавицы не умирают»... Эта книга Людмилы Третьяковой, как и первая — «Российские богини», посвящена женщинам. Трудные судьбы прекрасных дам убеждают: умение оставаться сильными перед неизбежными испытаниями, решимость, с которой они ищут свое счастье, пригодились им гораздо больше, чем их прославленная красота. Их имена и образы возникают из прошлого внезапно. Свиданье с ними кажется невозможным, но так или иначе оно случается. Библиотечные полки, сцена, кинофильмы, стихи, музеи, города и улицы, хранящие легенды, учебники, биографии великих людей — оттуда они приходят к нам и надолго остаются в памяти.
Со старинных портретов и фотографий на нас смотрят люди старой России. Знатные, богатые, красивые – они кажутся небожителями, избранниками судьбы, которая к большинству живущих на свете равнодушна и отнюдь не щедра.Но истинные факты биографий героев этой книги убеждают: на самом деле их не существует – любимцев Фортуны, а жизнь прожить – не поле перейти. Так всегда было. Так всегда будет…
…Демидовы, Шереметевы, Тургеневы, Загряжские, Воронцовы-Дашковы. По мнению многих, богатство и знатность обеспечивали им счастливую жизнь и благосклонность фортуны. Но их семейные истории убеждают, что рая на земле ни для кого не бывает. Как мимолетны и коротки они — дни любви, покоя, счастья, и как печально длинна череда потерь и разочарований.
В России – счастливая любовь – это главная жизненная удача. Ни карьера, ни богатство не могут дать человеку того, что приносит она. Судьбам людей, которые стремились к обретению любви и горько переживали ее потерю, посвящена эта книга…
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.