Театр Черепаховой Кошки - [26]

Михаила очень возбуждали краткие мгновения ее наготы, он мучительно жаждал продлить их и этим утром придумал как. Он включил аську и, едва только Рита стянула майку, отправил сообщение:

— Привет!

Рита вздрогнула и замерла.

Аська никогда не оживала утром.

И уж тем более Рита не ожидала, что к ней постучится Вестник.

Вестник был исключительным. Он писал замечательные рассказы: мрачноватые, страшные, тягучие, с неизменно неожиданным финалом. Он быстро стал одним из форумных любимчиков, но всегда поддерживал Риту, тогда как остальные в основном ругали.

А теперь он впервые стучался к ней в аське.

Рита замерла, стараясь унять сердце, которое билось у нее в горле, как рыба в садке. Майка осталась зажата в руке. Рита пошла к компьютеру прямо с ней, потом вернулась к стулу, чтобы повесить ее на спинку, но так и не повесила.

Обилие бессмысленных движений испугало ее саму. Еще вчера Рите казалось, что она не испытывает к Вестнику каких-то особенных чувств, но выходило, что они таились где-то внутри, глубоко, неосязаемо и незримо, словно огромные пресноводные рыбы под извилистыми корягами.

— Привет! — ответила она и прикрылась рукой, словно выключенная веб-камера могла передать через аську изображение ее обнаженной груди.

— Извини, что так рано, — тут же отозвался Вестник. — Увидел, что ты в Сети, и вдруг понял, что соскучился.

Рита почувствовала, как смущение ожгло ее лицо огнем. Она села перед компьютером и положила руки на клавиатуру, забыв о том, что не одета.

— Может быть, я не вовремя? Ты, наверное, опаздываешь на работу?

— Нет, что ты! — ответила Рита, и это было откровенной ложью. — Я встаю немного заранее. По утрам хорошо пишется.

— Значит, я мешаю писать? Извини. — И Вестник прислал смайл, который протягивал Рите алую розу.

— Нет, я всегда рада с тобой поговорить.

— А что ты пишешь?

— «Детей Луны», что я еще могу писать? — И Рита тоже улыбнулась желтой компьютерной улыбкой.

— Слышала про новый конкурс?

— Нет. А что там?

— Эротика. Давай напишем что-нибудь в соавторстве. Мне кажется, у нас получится.

— Правда?

— Я помню ту твою фотографию. У тебя очень красивая спина. Я хочу написать про эту спину.

— Но сейчас-то я другая. Почти на десять лет старше.

— А ты сфотографируйся, пришли мне снимок, и я скажу, какая ты…

— Вряд ли это вдохновит тебя на эротический рассказ.

— А знаешь, что меня вдохновляет?

— Что?

— То, что мы оба сидим перед компьютером, и ты можешь быть сейчас в махровом халате, непричесанная и сонная, а я все равно представляю, что на тебе ничего нет, и это прекрасно.

Рита вздрогнула и взглянула вниз, на голую грудь. Потом сделала неуверенный жест рукой: то ли погладила себя, то ли проверила, действительно ли не одета.

— Почему ты молчишь? — окликнул ее Вестник. — Я наговорил лишнего? Прости!

За частоколом восклицательных знаков возник смайлик, в отчаянии бьющийся головой о стену. Рита улыбнулась. Если секунду назад ей казалось, что напор слишком силен, то сейчас она снова расслабилась. Сердце билось часто и сильно, но ритм стал приятным и словно бы танцевальным.

— Я здесь. Извини, отвлеклась. Нет, все в порядке, точно.

Рита поставила улыбку.

— Слава богу! — тут же отозвался Вестник. — Слушай, а как тебя зовут на самом деле?

— Я Маргарита. Рита.

— А я — Михаил. Знаешь, я поймал себя на мысли, что хотел бы приехать к тебе и увидеть, какая ты.

И Рита, слегка поколебавшись, ответила:

— Я бы тоже этого хотела.

2

— …Деверя… Ты меня слышишь?

Полина вздрогнула. Она совсем сползла под парту, и ей приходилось держаться за стул, чтобы не упасть с него. Пальцы сжались так сильно, что наверняка побелели, и она думала об этом, а историка совсем не слышала. Просто выбросила его из головы со всеми его безумными королями, распутными королевами и дофинами сомнительного происхождения.

— Что я сейчас сказал? — Историк нагнулся, и на Полину пахнуло немытыми волосами и подкисшим, начавшим стариться телом.

Полина пожала плечами и вцепилась в стул еще сильнее. Она старалась держаться за слабый аромат шампуня, оставшийся на ее собственных волосах, но историк шумно выдохнул, и она едва не закашлялась от сладковатого неприятного запаха.

— Я сказал, Жанна и Изабелла настолько связаны между собой, что существует даже версия — неподтвержденная и крайне сомнительная, — что Жанна может быть королевским бастардом, дочерью Изабеллы и ее деверя, то есть брата короля, Людовика Орлеанского. Ты слышала об этом?

— Да, вы говорили. — Полина кивнула.

— Вот он, Людовик Орлеанский. — Историк взял со стола один из множества лежащих на нем листков. — Смотри.

Он подсел за парту к Полине и подтолкнул к ней распечатку. На ней была картина: смутные фигуры, шляпы, драпировки. Полина не хотела смотреть, но историк наклонялся и настаивал и уже почти касался плечом ее плеча.

— Здесь Людовик Орлеанский демонстрирует другому дворянину прелести своей любовницы. Видишь, он приподнимает ткань, которой укрывалась женщина, и дает рассмотреть ее обнаженную грудь, ее бедра. Его жена, Валентина, стала любовницей Карла Безумного, мужа Изабеллы. Выходит, что пары обменялись женщинами. Об этом с большой уверенностью пишет маркиз де Сад. Ты читала де Сада? Может быть, не «Тайную историю Изабеллы Баварской», а «Философию в будуаре», например? Тебя, наверное, как раз должны интересовать такие книги… Семнадцать лет — возраст первого опыта.