Те Места, Где Королевская Охота - [33]

Алики осторожно откинула саван. Кукла была одета в белое платье в махрийском стиле, и на белом четко выделялось темное пятнышко, похожее на присохший комочек грязи. Алики автоматически щелкнула по нему пальцем, чтобы смахнуть, но не тут–то было — комочек и не думал отлетать. На ощупь он оказался твердым, как головка булавки. Ею он и оказался. Алики попробовала было вытащить булавку, но та настолько крепко была воткнута в тельце, что Алики не преуспела. Тогда она попробовала приподнять куклу, однако та далась не сразу: оказалось, что она была пришпилена прошедшей насквозь булавкой к столу.

Когда кукла оказалась в ее руках, Алики посмотрела на ее спину и удивилась, какой длинной была булавка: она вылезала из кукольной спины почти на дюйм! К тому же, острие ее было измазано давно засохшей бурой жидкостью, и что–то говорило Алики, что это не просто краска. Сразу в голову полезли жутковатые россказни, некогда слышанные от нянек и тетушек, в которые так не хочется верить в наш просвещенный век.

Алики отложила куклу в сторону и внимательно осмотрела стол. К ней тут же вернулось то чувство ужаса, которое посетило ее несколько мгновений назад.

«…И есть чародеи и чародейки, которые если захотят свести неугодного им человека со света, делают куклу и нарекают ее именем того человека. Потом обряжает чародей эту куклу, в как бы покойника, кладет на погребальный стол и зажигает в ногах две свечи. И пока горят те свечи, готовит он из жабьей крови яд, и смазывает им ту спицу, и вбивает в сердце куклы молотком, сделанным из громового дерева так, чтобы пробить насквозь и прибить к этому столу. И тогда человек, чьим именем кукла наречена, недели не пройдет, умрет от сердечного недуга. Если же в печень — от печеночного, если в голову — от мозгового…»

Вот оно — то, о чем, бывало, рассказывали няньки и тетки, собираясь темными вечерами при тусклых свечах. Все в точности: и кукла, и погребальный стол, и спица серебряная, жабьим ядом смоченная… и даже деревянный молоток — вот он, валяется под столом, уже не нужный.

Алики осторожно оттянула пышный воротник кукольного платьица. Имени Прекрасной Герцогини там, естественно, не оказалось. Не было там и имени Наоры, как боялась того Алики. «Амнис», прочла она; судя по имени — тоже махрийка. Конечно, можно было сообразить сразу, что в этом чулане никого не было по крайней мере несколько месяцев: все вокруг покрыто толстым нетронутым слоем пыли, и свежие следы принадлежали только Алики.

Алики снова взяла куклу, с усилием надавила ее спиной на столешницу, чтобы выдавить спицу, и когда та вышла из груди, осторожно подцепила головку ногтями и вытащила полностью. Аккуратно уложив куклу на прежнее место, Алики положила рядом спицу и накрыла, как было прежде, лиловым саваном, после чего покинула зловещий чуланчик.

Вернуться знакомым коридором в спальню Наоры было минутным делом.

Алики привычно уселась возле спящей подруги и принялась осмыслять свое неожиданное приключение. Это была тайна не из тех, которые хотелось хранить на сердце, не поделившись с кем–нибудь. Но с кем? Наора? Но в нынешних обстоятельствах это было по крайней мере бессмысленно, если не сказать больше. Более и более вживаясь в образ Прекрасной Герцогини, она все больше отдалялась, становилась чужой, как сама знатная дама. Рет — Ратус? Но у Алики слишком мало было оснований доверять ему. Особенно, если учесть его недавнее предупреждение. Может, это был намек? Тогда почему Рет — Ратус не пресек ее поисков?.. В общем, здесь было еще туманней.

Словом, Алики было о чем поразмыслить в одиночестве.

Итак, кто–то в этом доме какое–то время тому назад занимался магией. Черной магией, уточнила она. Будучи дочерью своего века, она ставила науку выше суеверий. Да, она не отрицала, что были времена, когда магия была действительно всесильной; она и сейчас немного действовала где–то в отдаленных местах подлунного мира, например, на далеких островах Ботис. Да и в Империи по сейчас еще сохранились древние магические амулеты — тот же плащ Тевиров. Но по большому счету после уничтожения таласарами Великой Книги в Ар–и–Диф, основная сила ее рассеялась, и кроме немногих талисманов и амулетов, магия осталась разве что на уровне девичьих гаданий и приворотного зелья. Алики и сама частенько гадала, и гадала, надо признаться, удачливо — только почему–то не на себя… Тут Алики вспомнила одну свою знакомую, которая, решив щегольнуть вольнодумством, сделала однажды восковую куколку, нарекла ее своим именем и проткнула серебряной шпилькой. Разумеется, с ней ничего не случилось: правда, ее более осторожные подруги тут же эту шпильку на всякий случай выдернули, а то мало ли… Но здешний чародей не использовал восковую куклу, а испортил куклу карамельную.

Алики остановилась. Карамельная кукла стоит больших денег. Очень больших. Что же тогда получается: для того, кто хотел убить — и, по видимости, убил — эту Амнис, деньги мало значат? Или в самом деле карамельная кукла для магии куда лучше восковой? Не зря карамельные обереги так ценятся. И кто такая эта Амнис? Допустим, махрийка, какая–нибудь знатная особа, с которой следовало расправиться таким дорогостоящим способом?