— Остатки угля из бункера дожигаем, — сказал Иван, как бы извиняясь. — Там всё равно мало было…
— Что случилось? Почему вы не возвращаетесь?
— Вот что… — он повернул фонарь в сторону, и Ольга увидела лежащие рядком в дальнем углу припорошенные инеем тела.
— Кто…
— Хозгруппа, — грустно сказал Иван. — Они вывозили из подсобки баллонный газ и не вернулись. Их мы и искали, когда…
Но Ольга уже и сама увидела лежащего перед дверцей топки, в зоне относительного тепла, замотанного в окровавленные тряпки юношу-радиста.
— Он шёл последним. Что-то выскочило из темноты и ударило его в спину… Если бы не рация…
— Что-то?
— Мы не видели. Но радиостанция пробита насквозь, как будто копьём, и в спине глубокая рана, задето легкое. Пришлось разводить огонь, накладывать повязку…
— Как это случилось? — спросил взволновано Мигель.
— Мы нашли хозгруппу у входа, — сказал Громов. — Они в кого-то стреляли, было охотничье ружье, там два стреляных патрона. Ружье сломано, они убиты, кровью всё залито. Вышли на связь, сообщили, начали переносить тела внутрь, и в последний момент Олегу вот так прилетело. Мы не увидели, кто это был — все были уже внутри, и фонари светили в другую сторону. Пока прогрели помещение, чтобы не поморозить при перевязке, он много крови потерял…
— Надо его срочно в медпункт! — решительно сказала Ольга.
— Да, — согласился Иван, — мы как раз готовимся к выходу.
Он показал на лежащие в зеве топки, в стороне от горящего угля, кирпичи.
— Завернём в тряпки, положим на волокушу, сверху уложим мальчика, — пояснил Громов. — Поедет, как Емеля на печке. Иначе не довезём — замёрзнет. Тела погибших, к сожалению, придется пока оставить здесь.
Чтобы укрыть раненого, пришлось раздеть трупы. Они успели окоченеть, замерзшая кровь схватилась ледяным клеем, так что тулупы просто срезали, распоров по швам. Получившимися кусками овчины обернули уложенного на горячие кирпичи радиста, который так и не приходил в сознание. Дыхание его было редким и слабым, лицо — бледным до синевы. Даже далекому от медицины человеку было очевидно, что дела его плохи.
Тропу прокладывал ловко скачущий на снегоступах Мигель. За ним, как два ломовых битюга, упрямо топали впрягшиеся в волокушу Сергей и Василий. Ковыляли, держась друг за друга, Иван и Ольга.
— Хромой да беременная — два полбойца, — пошутил неунывающий Иван.
Рядом с ними, с фонарём и карабином наизготовку, широко переставляя ноги, шагал Андрей. Он тревожно глядел по сторонам, пробегая лучом света по сугробам, но осветить удавалось немногое — темнота как будто обгрызала по краям тусклый желтоватый круг с тёмным пятном рассеивателя посередине. Мечущиеся тени только увеличивали нервозность — краем глаза как будто цеплялось какое-то движение, но, стоило посветить туда фонарём, — ничего. Верхушка куста и или крыша беседки. Замыкали процессию два работника хозчасти. Ольга наверняка их знала, по крайней мере, в лицо, но сейчас видела только тулупы, шарфы и очки. Они категорически отказались бросить последние газовые баллоны и сейчас упорно тащили за собой вторую волокушу. Три пятидесятилитровых емкости со сжиженным пропаном везти было нелегко, сани с ними приотстали, и никто не увидел, что именно случилось.
Вскрик, пронзительный, рвущий уши свист, отвратительный запах этилмеркаптана — Ольга аж присела. Андрей завертелся на месте, вскинув к плечу карабин.
— Не стреляй, рванёт! — заорал на него Иван, хватая за руку.
Сани были перевёрнуты. Из небольшого, с вогнутыми внутрь краями, треугольного отверстия в баллоне со свистом выходил последний газ. Снег пропитался как будто чёрным — но Ольга уже знала, что это красный.
Тела нашлись в нескольких шагах, как будто их отбросило с тропы. Страшные раны — словно их рубили топором.
— Уходим, быстро, — жёстко сказал Иван.
— Надо же их забрать… — неуверенно сказал то ли Сергей, то ли Василий.
— Потом заберем, сейчас уходим.
К концу пути, когда перегорел адреналин ужаса, Ольга почти отключилась от усталости и холода, из последних сил механически переставляя ноги. Ей казалось, что это какой-то кошмарный сон, когда бесконечно идёшь, идёшь — и остаёшься на месте, и кто-то, идущий по твоим следам, догоняет, догоняет…
Но никто на них не напал.
Поддерживая друг друга и волокушу с раненым, они медленно спустились в убежище, где еле тёплый воздух тамбура показался раскалённым жаром печи. Вокруг засуетились люди, радиста быстро унесли в медпункт, а Ольга сползла в уголке по стеночке, не имея сил расстегнуть задубелый тулуп.
— Ну что же ты так, Оленька? — хлопотала вокруг неё в импровизированном лазарете Лизавета Львовна. — Ты, конечно, барышня крепкая, но в твоём положении нельзя…
— Что с Олегом? — перебила её девушка. — С мальчиком-радистом?
— Рана тяжёлая, потерял много крови, но жить будет, — вздохнула Лизавета, — наверное… Я же не хирург. В войну санитаркой была, потом закончила медицинский, но пошла по научной части. Эх, нет у нас врачей-то…
Женщина только печально махнула рукой.
— Я да фельдшерица из медпункта — всего персонала. Да и медикаментов у нас… А уже куча простуженных, трое с лёгкими обморожениями, дети с их болячками… Я с ужасом жду, что у кого-нибудь аппендицит или ещё что-то полостное. А я после медпрактики и за скальпель не бралась ни разу.
