Те, кто жив - [12]

— Внимание, внимание! Говорит директор Института Терминальных Исследований Арсений Павлович Лебедев! Товарищи сотрудники, прошу всех срочно собраться в вестибюле первого корпуса! Повторяю…

Одним из первых пришёл потерявшийся было Мигель. Он обеспечил свет, переключив на распределительном щитке питание с городской линии на реакторную. Вернувшись затем в лабораторию, обнаружил её опустевшей, и, пока не заговорила система оповещения, не знал, куда все делись. Он подтвердил то, что все уже видели своими глазами — на улице царила полнейшая, без малейшего проблеска, темнота.

Люди всё собирались, вестибюль заполнялся — несмотря на выходной день, в институте оказалось довольно много сотрудников, предпочитающих тратить личное время на дополнительные исследования, а не на отдых. Из здания реакторной по подземному переходу пришёл начальник энергетиков — Николай Никифорович Подопригора.

— Не пидходь, Палыч, — сказал он устало. — Счётчик вид мене як трискачка — дыр-дыр-дыр… Всё, глушимо. Не можно дали.

Выходец из Львова, главный энергетик института разговаривал, с точки зрения Ольги, забавно, но сейчас его выговор не веселил. Бледный до синевы и еле держащийся на ногах, Николай явно подошёл к пределу человеческих сил и возможностей.

— Запустимо аварийные дизеля, скильки-то в сеть дадим. А реактор глушимо, активной воды по колина. Трое вже лежать, кровью блюют. Остальным я горилки видав, пусть выводят хлопци радиацию…

— Понял тебя, Коля, — ответил Лебедев. — Сколько топлива на дизеля?

— На сутки, много на двое — якшо з гаража подтащить…

— Обеспечим. Глуши, расхолаживай, отдыхай. Как отдохнёте — готовьте реактор к перезагрузке топлива.

Николай, по большой дуге обходя скопления людей и жестами отгоняя приближавшихся, убрёл обратно в свои владения. Ольга сочувственно смотрела ему вслед — сильный и добрый, хотя по-сельски хитроватый институтский энергетик был ей симпатичен. Его манера нарочито говорить на каком-то суржике казалась ей смешной оригинальностью. А муж морщился, качал головой и даже выговаривал: «Выйдет тебе, Коля, когда-нибудь боком эта бандеровщина…». «Хрущ не выдаст, свинья не съест!» — смеялся тот.

— Все собрались? — спросил Лебедев людей. — Итак, товарищи! Мы пока не знаем точно, что произошло, но обязаны предполагать худшее. Все мы знаем, какая сложная международная обстановка в мире, как велика напряжённость, и как американский империализм…

— Палыч, ты политинформацию не разводи! — крикнул кто-то из собравшихся. — Что случилось-то?

— Возможно, это война, товарищи!

Люди на секунду умолкли, а потом загомонили, перебивая друг друга. Ольга почти не помнила войну, как не помнила ушедшего на неё и не вернувшегося отца. В памяти осталось только ощущение постоянного голода и холода. И ещё страх — когда их, одних детей, без родителей, вывозили под бомбами по льду из умирающего Ленинграда. Ей было всего шесть, и мать она больше не видела — в эвакуации её приняла в семью тетка, двоюродная сестра отца. Но многие здесь помнили войну отлично, а то и сами успели повоевать. На праздники боевые ордена и медали украшали грудь каждого второго мужчины и многих женщин. Война — это самое страшное слово, которое можно было услышать сегодня.

— Что с материка сообщают?

В «Загорске-12», городе закрытом, бытовало «островное» ощущение жизни, и всё, что за периметром охраны, называли «материком».

— По проводам связи нет, товарищи, эфир тоже молчит. Поэтому первым делом я попрошу наших радистов… Леонид Андреевич, вы здесь?

— Здесь, — откликнулся начальник лаборатории электромагнитных исследований.

— Что у вас с оборудованием?

— У нас, среди прочего, есть всеволновая станция, но питание… Всё, кроме освещения, обесточено.

— Питание вам дадим, согласуйте с электриками, пусть включат силовую.

— А нам, а нам? — загомонили остальные.

— Спокойно, товарищи! Энергия пока в дефиците…

Как бы подтверждая его слова, свет моргнул, погас, и начал медленно разгораться снова.

— На дизель перешли, — сказал Мигель. — Пойду, отключу наружную подсветку и верхние этажи.

Он направился было к коридору, но директор его остановил.

— Мигель, подсветку наоборот включи всю — и фасад, и парадный вход.

— Но солярка…

— Лучше погаси внутреннее освещение, оставь аварийную линию. В городе света нет, пусть видят, что здесь люди, и идут сюда.

— Война, говоришь?.. — тихо спросил Матвеев.

— А что ещё, Игорь? Только вот оружия такого, чтобы Солнце погасло, я до сих пор не видал…

— Зато я видал, — ответил учёный.

— Это где же? Когда? — вскинулся Лебедев.

— А вот сегодня, в лаборатории.

— Ты о чём это?

— Это он, товарищ директор, — раздражённо сказал Воронцов, — на установку нашу намекает. Это всё, Игорь Иванович, ваши ничем не подтверждённые теории.

— Ничем, значит, не подтверждённые… — посмотрел в чёрное окно Матвеев. — Ну-ну.

Воронцов только отмахнулся с досадой.

Ольга отметила, что в отличие от скептически настроенного директора и злящегося Воронцова, Куратор слушал Матвеева очень внимательно.

Горящие половиной ламп люстры вестибюля погасли, на стенах зажглись тусклые светильники аварийной линии. Зато окна засветились отражённым светом наружной подсветки здания.