Демонстрация, как это можно было предугадать, закончилась плохо. Полиция не сдержалась и открыла огонь. В ответ студенты начали выворачивать столбы и строить баррикады. Нервы у властей сдали, и к следующему же утру они перебросили в Омелас из-за моря на двух транспортных самолетах батальон «изумрудных беретов», спешно выведенных по этому поводу из района боевых действий. «Береты», привыкшие у себя в джунглях особо не церемониться, естественно, наломали дров. То бишь костей. Официальные цифры жертв были, конечно, минимальны, но по слухам число убитых шло на десятки. Впрочем, об этом тоже быстро забыли.
Вы спрашиваете, что же стало потом с тем несчастным ребенком, выпущенным из страшного подвала? Не беспокойтесь, с ним как раз все в порядке. Вопреки ожиданиям, он выжил, вырос, стал вполне нормальным человеком. Или почти нормальным. Дело в том, что этот ребенок — я.
Иногда мне кажется, что лучше бы все оставалось по-старому. Пусть бы я остался в том подвале и в конце концов сгнил бы там заживо, но зато город был бы счастлив — и не этим тупым суррогатом счастья. Умереть за чужое счастье достаточно просто. Убить за него — еще проще. Но почему, почему счастье должно держаться только на крови и страданиях? И разве это счастье может быть настоящим? Но разве оно аморальней того счастья, что вовсе не обуславливается страданиями других, пусть немногих людей, но спокойно мирится с ними? Разве новый Омелас лучше старого?
Я не знаю ответа на эти вопросы. Иногда у меня закрадывается сомнение, а разрешимы ли они вообще? Я знаю только одно: я никогда не уйду из этого города с его проклятым счастьем. Просто в мире не осталось больше мест, куда можно было бы из него уйти.