Тайный заговор - [29]

Из кармана пальто он достал маленькую черную коробочку размером чуть больше пачки сигарет, затем прикрепил ее к приборной панели и после нескольких бесплодных попыток наконец нашел штекер антенного кабеля. Коллин вставил штекер в предусмотренное для этого отверстие и нажал на красную кнопку. Сначала из коробочки доносились только шорохи, но потом, когда он нашел нужную частоту, внезапно послышался взволнованный голос Жюльетт. Ей ответил мужчина. Вне всякого сомнения, это был Бродка.

Губы Коллина растянулись в усмешке. Через ветровое стекло он видел ярко освещенные окна слева и справа от входа. Он уже давно подозревал, что у его жены кто-то есть, но подозрение, что ее любовником является Бродка, укрепилось в нем только после приглашения этого типа на ужин две недели назад.

Только вот доказать профессор ничего не мог.

Сначала он хотел прямо сказать жене, что та спит с Бродкой, но вдруг засомневался. В конце концов, Жюльетт могла просто все отрицать, а он своим заявлением предупредил бы ее и в результате остался бы в дураках.

Поразмыслив, Коллин отправился в магазин электроники в районе вокзала и купил там жучок, крошечный передатчик вместе с приемником ценой в триста пятьдесят марок — именно во столько обошлась ему эта вещица. Передатчик, который был размером чуть больше пуговицы, он прикрепил к подкладке пальто Жюльетт. И теперь, благодаря маленькому черному приемнику, Коллин мог убедиться в том, о чем раньше только догадывался.

Он сразу обратил внимание, что они обращались друг к другу на «ты», — оговорка Жюльетт во время той встречи не укрылась от него, несмотря на алкогольное опьянение. Нет, его жена и этот Бродка общались очень доверительно, из чего следовало, что они знакомы давно, причем стали близкими людьми.

Коллин вслушивался в их разговор, испытывая смешанное чувство ревности, досады и в некотором роде вуайеризма, которое возникает только в том случае, когда человек подслушивает или подглядывает, и которое возбуждает больше, чем непосредственное переживание. Сначала Коллин не понял, о чем они говорили, но затем до него дошло, что Бродку преследовали какие-то неизвестные личности и что жизнь его была в опасности.

Вся эта история свидетельствовала о том, что у этого мерзавца просто-напросто мания преследования. Но, может быть, в этом что-то есть. Коллин ухмыльнулся. Бродка отнял у него Жюльетт, а Жюльетт позволила увести себя и поддалась на обман этого сукина сына. Коллина охватило злорадство — более того, он пожелал этому негодяю смерти.

Профессор давно задавался вопросом, сколько такая женщина, как Жюльетт, сможет обходиться без секса. Не нужно быть врачом, чтобы знать, что подобное воздержание как психологически, так и физиологически представляет опасность. Коллин осознавал, что он должен понять Жюльетт, которая вынуждена будет завести себе любовника — или как там называют другую сторону внебрачных отношений. Но все это в теории.

Потому что теперь, когда Коллин внезапно услышал из маленькой черной коробочки тихий стон Жюльетт — звуки страсти, которые сам он не мог вызвать у своей жены, — он вскипел от ярости. Эта стерва чем-то занимается с Бродкой!

Коллин напряженно вслушивался, но теперь из коробочки доносилось одно только шипение. Однако профессору не нужно было особенно фантазировать, чтобы представить, что происходило там, всего в пятидесяти метрах от него. Он как будто воочию видел, как Жюльетт раздевается перед этим типом, как, соблазняя его, делает непристойные движения, садится на него и впускает в себя его чертов член.

Теперь Коллин время от времени слышал протяжные стоны, страстные вздохи, негромкие вскрики — и он бы солгал, если бы стал отрицать, что сам не испытывает подобную страсть. Но его ярость была стократ сильнее. Как могла Жюльетт так с ним поступить? Как она могла унижать его столь бессовестным образом?

Разве у нее не было всего, о чем только может мечтать женщина? Разве он солгал, когда перед свадьбой обещал положить к ее ногам весь мир? Разве не позволял ей все, что она хотела?

Наверное, он предоставил ей слишком много свободы. Так много, что она стала спать с каким-то фотографом, который снимает полуголых девиц. Может быть, они уже несколько лет вместе? А он, Коллин, ничего не знал, даже не догадывался…

Профессор вынул из-под водительского сиденья бутылку, приложил ее ко рту, так что его губы приникли к горлышку, и влил в себя коньяк, словно воду.

Из усилителя доносились все более и более страстные звуки. Коллин не помнил, чтобы ему когда-либо доводилось слышать нечто подобное от Жюльетт. Она выла, бесновалась, выкрикивала банальные вещи, как в этих жутких порнофильмах. Называла этого типа похотливым жеребцом и умоляла взять ее сильнее. А этот Бродка ни в чем ей не уступал. Он рычал от страсти, словно животное, называл Жюльетт похотливой сучкой и, хрипя в ритме ее вскриков, задавал один и тот же риторический вопрос:

— Хочешь этого? Хочешь этого? Хочешь этого?

Коллин, больше не в силах выносить это, выключил прибор. Театральное представление страсти прервалось.

Ему было жарко. Он снял очки и вытер платком пот с лица. Его колотило от ярости, он чувствовал, как жар поднимается к голове, как кровь стучит в висках, а глаза вот-вот вылезут из орбит. Он хотел вывалиться из машины, разбить окно галереи, вытянуть на улицу этого Бродку и так избить, чтобы он раз и навсегда отстал от Жюльетт.