Тайный сговор, или Сталин и Гитлер против Америки - [80]

Узнав 22 августа из газет о предстоящем заключении советско-германского пакта, Сиратори пережил непростую гамму эмоций. С одной стороны, немцы вроде бы обманули потенциальных союзников и похоронили Антикоминтерновский пакт de facto, если не de jure. С другой стороны, Риббентроп говорил о такой перспективе уже в апреле, но тогда его никто — кроме Сиратори! — не захотел слушать. В случившемся виноваты сами японцы: до бесконечности оттягивая принятие решения об альянсе, они толкнули нацистов в сторону вчерашних злейших врагов. Япония осталась без каких-либо шансов на помощь Германии против СССР, но могла рассчитывать на содействие Берлина в урегулировании отношений с Москвой — а положение на Халхин-Голе требовало скорейшего мира. Кабинет Хиранума, принимая ответственность за дипломатический провал, ушел в отставку, сделав это вдвойне вовремя, дабы не иметь дела с еще более сложной ситуацией.

В Токио «двойной шок» (определение М. Миякэ) от заключения советско-германского пакта и военных неудач на Халхин-Голе сменился «контршоком» от начала войны в Европе, куда менее сильным и болезненным. Позиция Японии не была полностью прогерманской как из-за «предательства» Гитлера, так и с учетом существовавших дотоле дружеских отношений с Польшей. 4 сентября новый кабинет во главе с «темной лошадкой» — отставным генералом Абэ Нобуюки опубликовал заявление о «неучастии в европейской войне»: наблюдатели обратили внимание на выбор слова «неучастие», а не «нейтралитет». В следующем программном заявлении 13 сентября главной задачей внешней политики было названо урегулирование «Китайского инцидента» путем поддержки тех сил, которые согласятся на союз с Японией и Маньчжоу-го. На втором месте стояла нормализация отношений с СССР (6).

Сиратори понял, что его миссия окончилась неудачей. Оставаться в Риме не имело смысла: в условиях начинавшейся войны и отсутствия союзников в Европе Япония не могла играть здесь никакой реальной роли. Политику нужно было делать в Токио, поэтому посол запросил об отставке. Получив 2 сентября официальное уведомление об отзыве, он стал готовиться к отъезду домой. В тот же день он посетил своего германского коллегу Г.Г. Макензена, которому сказал, что смена кабинета не означает краха задуманного альянса, а напротив, может увеличить его шансы и что она смягчила недовольство по поводу советско-германского пакта. Теперь и Япония начнет работать над сближением с Россией. 3 сентября Сиратори нанес прощальный визит Чиано, сделав следующее заявление: 1) отношение Японии к Италии и Германии не изменилось; 2) военные круги в Токио уверены, что новое правительство заключит пакт о союзе с Италией и Германией после нормализации отношений с СССР; 3) посол Японии в Москве получил указание начать подготовку пакта о ненападении; 4) Япония обратится к Риббентропу с просьбой о посредничестве в деле урегулирования отношений с СССР (7).

По возвращении в Японию Сиратори, снова ставший «послом в резерве»[39], развернул бурную деятельность. Он использовал любую возможность для пропаганды своих идей, дистанцируясь от официальной позиции. Откликаясь на формулу «сложная и запутанная обстановка в Европе», использованную в заявлении кабинета Хиранума об отставке и на все лады повторявшуюся аналитиками, наш герой писал: «В сложившейся в Европе обстановке нет ничего „сложного и запутанного“. Совершенно естественно, что три недовольных европейских страны — Германия, Италия и Советский Союз — будут сотрудничать, чтобы добиться пересмотра положения, сложившегося в результате Версальского договора. Сотрудничая с Италией, Германия смогла вернуть большую часть того, что утратила в результате Версальского договора, а теперь, пожимая руку Советскому Союзу, возвращает остальное. С другой стороны, Италия нисколько не была вознаграждена за те жертвы, которые понесла в (Первую. — В.М.) мировую войну… Если нынешняя европейская война связана в основном с исправлением односторонних выгод, порожденных Версальским договором, то она не имеет большого значения для Японии. Если же она означает создание нового порядка в Европе вместо старого, то ее значение огромно — в свете того, что Япония в настоящее время делает в Восточной Азии. В этом отношении для Японии самое важное — иметь в друзьях ту державу или державы, которые понимают ее глобальную задачу» (8).

Обратим внимание на принципиально важный вывод о единстве интересов Германии, Италии и Советского Союза в европейской войне. Сиратори стал открыто агитировать за «союз четырех» и необходимое для его создания сближение с Москвой в первом же интервью, данном в день возвращения в Японию (13 октября), чем немало удивил всех знавших о его прежней, крайне антисоветской позиции. Не один только он думал об этом. 2 октября Дрие ля Рошель записал в дневнике: «Вот и снова демократии ждут решений Сталина, Гитлера, Муссолини. Сформируют ли они триумвират?» (9). Выступая за возобновление переговоров об альянсе с Берлином и Римом, Сиратори призвал и к решительному пересмотру политики в отношении СССР, видя в нем потенциального союзника. От идеи союза с Германией и нормализации отношений с СССР он пришел к выводу о необходимости союза с Германией и СССР, то есть создания принципиально новой системы глобального сотрудничества евразийских держав. Исходя из этой логики, он, в частности, утверждал, что советско-германский пакт не только не является предательством по отношению к Японии, но, напротив, может и должен быть использован к ее выгоде (10). Эту же идею Сиратори «озвучил» в Исследовательской ассоциации Сева, созданной в 1933 г. и ставшей «мозговым трестом» реформаторских кругов, которые группировались вокруг Коноэ. Его внимательно слушали во влиятельной Исследовательской ассоциации национальной политики, в элитном клубе выпускников Токийского университета Гакуси кайкан и на собраниях радикально-националистических организаций.