Тайный рейс - [38]

— Тогда позвольте мне, — с самодовольным видом сказал Камати. — Слушайте: «30 сентября все как один поднимемся на вооруженное восстание! Товарищи патриоты!..» Это они обращаются ко всем своим единомышленникам в Южной Корее. «Возглавим борьбу рабочих, крестьян и студентов, любящих свою родину! Свергнем власть военщины, готовой открыть двери нашей страны японскому империализму! Долой корейско-японские переговоры, затеянные по указке американского империализма! Долой диктатуру военщины!» И в конце подпись: «Центральный комитет Единой народной партии Южной Кореи».

— Да-а… — протянул Сайдзё. — Любопытно!

— Каково? — Камати убрал листовку в папку. — Судя по всему, это работа красных, орудующих в подполье в Южной Корее. Они связаны с корейскими подпольщиками, проживающими в Японии, и Цусиму они используют как транзитную базу. Скоро это все станет совершенно ясно.

— Вы хотите их всех накрыть?

— Обязательно! — Выражение лица Камати говорило о том, что честолюбие не дает покоя этому человеку. — Но вот ама, черт бы ее побрал! Простуженная, с насморком, опустилась на дно моря и задохнулась! Как же она меня подвела! А может, это и не случайная смерть… Во всяком случае, через эту аму наверняка можно было напасть на след…

— Да, странная история, — участливо сказал Сайдзё. — Что же вы намерены предпринять?

— Сейчас мы срочно проверяем всех агентов по нелегальным въездам. Их набирается уйма! Считая только взятых на учет в Хаката, Хиросиме, Осака и Кобэ, их насчитывается триста двадцать шесть человек, а на одной Цусиме — шестьдесят.

— Проверить такое количество людей — нелегкая задача. Ведь, кроме того, вам еще приходится заниматься и другими делами, вроде этого убийства? И как вы только справляетесь!

Расставшись с Камати, Сайдзё направился в гостиницу. Здесь он сразу же вызвал такси и поехал в Хитакацу — портовый городишко на северном конце острова. Миновав деревни Коти и Оура, машина выехала из ущелья и с западного побережья повернула в сторону восточного. По обеим сторонам дороги шпалерами тянулись густые деревья. Неожиданно машина въехала в туннель. Стало темно, будто внезапно спустились сумерки.

Мысль о женском трупе не выходила из головы Сайдзё. В сумеречном свете туннеля ему начинало казаться, что он видит перед глазами белое тело мертвой женщины. Приехав в Сасуна, он сразу столкнулся с тремя смертями. Та, о которой писалось в газете, затем ама-кореянка, потом эта, на горе Дзимба. Сразу возникает мысль о связи между первой и второй смертями. Если аме были известны какие-нибудь важные факты, то не исключено, что кто-то, опасаясь, как бы эти факты не стали достоянием полиции, устранил ее. Вполне естественно, что Камати стремится вскрыть эту связь. Но если ама действительно погибла в результате несчастного случая, то никакой связи и нет. Ну а последний случай, видимо, и вовсе не связан ни с первым, ни со вторым. Вероятно, это серия случайных совпадений! Хорошо, но тридцатое сентября! Эта дата указана в листовке. Но ведь, по словам того типа на осакском вокзале, это же число все время упоминал в разговоре Чхим Йоль. Так что, пожалуй, Чхим Йоль имеет определенное отношение к Единой народной партии Кореи. А этот «боксер», преследующий его по пятам! Возможно, и он как-то связан со всеми этими делами?.. Сайдзё чувствовал себя рыбой, попавшей в сеть и пытающейся вырваться из нее. Ему почему-то вспомнился разговор с Могами, который, давая ему газетную заметку, ни с того ни с сего заявил, что он хорошо знаком с уловками корейских преступников, и не исключено, что труп, найденный в море, — это труп Канако. Однако тут что-то не вязалось, ведь то была кореянка… Ама тоже была кореянка. Но вот третий труп… Если шеф и напророчил, то, скорее всего, эта третья — Канако.

Спустившись по дороге, идущей через ущелье, машина въехала в Хитакацу, стоящий на берегу залива Нисидомари. Доехав до центра, машина вскоре остановилась у двухэтажного европейского типа здания, каких на острове были единицы. Здесь помещалось отделение префектуральной больницы.

По-видимому, из верхнецусимского отделения полиции сюда уже звонили: в приемную сразу вышел врач с широкой марлевой повязкой, болтавшейся на заросшем густой щетиной подбородке. Он тут же повел Сайдзё в морг, находившийся в глубине двора. Это было угрюмое, приземистое, похожее на склад строение, стоявшее вплотную к горе. У входа со скучающим видом дежурил полицейский. Когда Сайдзё переступил через порог, ему в нос ударил резкий удушливый запах. Это был тошнотворный запах формалина. Сайдзё поспешно вытащил носовой платок. При свете, проникавшем через высоко расположенное, как в арестантской камере, окошко, Сайдзё увидел грубо сколоченный гроб, одиноко стоявший на столе, похожем на стол для игры в пинг-понг. Перед гробом колыхались тоненькие белые дымки курившихся ароматных палочек.

— Думаю, что тут и мать родная не опознает, — сказал врач, небрежно снимая крышку с гроба и откидывая вправо и влево полы белого халата, в который была обряжена покойница.

Сайдзё взглянул на труп. Наложенный после вскрытия шов, похожий на толстый шнур, шел от груди до живота. Тело уже стало разлагаться, но оно не было обезображено. Почти с уверенностью можно было сказать, что это тело молодой женщины. Но ужасало лицо. Губ не было, вместо рта — черная трещина. Нос продавлен, от глаз остались лишь впадины. По лицу нельзя было бы даже определить, женщина это или мужчина.