Тайный рейс - [26]

Могами, разумеется, не сказал, что за такой отказ можно поплатиться жизнью. Такие случаи уже бывали. Не раз агент, после того как на полпути бросал какое-либо важное дело, неожиданно кончал с собой. То бросался вниз головой с крыши какого-нибудь здания, а то — под колеса электрички. И что это было — самоубийство или замаскированное убийство, — никто определенно сказать не мог.

Судя по всему, у Могами рука не дрогнет. Намек шефа был ясен. Но почему Могами придает такое важное значение этому делу, почему так придирчиво следит за каждым его шагом и непосредственно вмешивается в его действия, молодой сыщик пока не мог понять. А ему очень хотелось найти ответ на все эти «почему». Как же все это выяснить? И Сайдзё пошел на попятную.

— Я вас понял, — ответил он. — Я буду продолжать расследование, но разрешите мне впредь действовать более самостоятельно.

— Хорошо. Только где бы ты ни был, связь со мной не прерывать, — сказал Могами, снова обретая вид благодушного старичка. — И еще. Особенно в дебри не забирайся. Учти, что это опасно.

— Слушаюсь… — Сайдзё отвесил учтивый поклон.

«В дебри не забирайся». Что это значит? Сайдзё вышел из кабинета, без конца повторяя про себя эти слова.

В дверях он столкнулся с каким-то стариком корейцем. Несмотря на преклонный возраст, тот держался еще довольно прямо и шагал твердо и уверенно. Его присутствие в этих засекреченных комнатах, куда посторонние почти не допускались, казалось странным.

— Как зовут этого старика?.. — спросил Сайдзё у директора бюро Амати с таким видом, будто эта фамилия только что выскочила у него из головы.

— Разве ты с ним еще не встречался? Это же Цой Пхиль Сон — дядя фабриканта Цоя. Он приехал из Сеула и живет в гостинице «Тото».

Глава вторая Охотники пролива

1

Станция Симоносеки. 9 часов 59 минут утра. От платформы отходит дополнительный экспресс Токио — Хаката. И вот уже черные багажные вагоны проносятся мимо продуктовых палаток и неподвижно стоящих станционных служащих, провожающих поезд. В стороне остается лес мачт на судах, и поезд мчится все дальше под хмурым, дождливым небом вдоль мутного ржавого моря.

Сайдзё, ехавший в вагоне второго класса, вслушивался в несмолкающий рокот волн. Потому ли, что экспресс этот был дополнительный, или по другой причине, но колеса вагонов стучали, как в обыкновенном скором поезде, да и трясло тут так же, как там. Особенно раздражал и не давал уснуть шум от вентилятора. Сайдзё не выспался, голова у него была тяжелая, а тут еще ему все время слышались какие-то странные крики.

Чхим Йоль сейчас укрылся где-то в этом угрюмом портовом городе. На платформе Сайдзё видел стоявших кучкой несколько корейцев. Сразу же вспомнился Чхим Йоль, и теперь мысль о нем не давала покоя. Это было похоже на зубную боль. Зачем он здесь, этот нелегально проживающий в стране эмигрант, которому на каждом шагу угрожает арест? По личным делам? Нет, это исключено.

Тридцатого сентября… По словам того шалопая, на вокзале в Токио Чхим Йоль несколько раз называл эту дату. Если Чхим Йоль ведет розыски Ли Кан Мана, то, возможно, он опередил Чон Су Капа и уверен, что сможет поймать сбежавшего до тридцатого сентября. Может быть, как раз об этом у них тогда и шла речь? Разумеется, цель этой охоты — пятнадцать миллионов иен, которыми завладели Ли Кан Ман и Канако.

Поезд въехал в Каммонский подводный туннель. За окнами выросли черные стены. Сайдзё сомкнул веки. Открылась дверь, и из тамбура в вагон вошло несколько пассажиров, севших, по-видимому, еще в Симоносеки. Один из них занял место против Сайдзё.

Поезд уже прошел туннель и подходил к станции Модзи. Открыв глаза, Сайдзё оцепенел от удивления. Человек с красным лицом, который сидел напротив него и, повернувшись к окну, рассматривал станцию, был, несомненно, кореец. Искривленный и приплюснутый нос, какие встречаются у боксеров, придавал его лицу свирепое выражение. Но когда он повернулся к Сайдзё, оказалось, что у него довольно приветливое лицо не то приказчика, не то коммивояжера. Лишь небольшое лукавство, свойственное людям этой профессии, светилось в его глазах.

— Вы едете из Токио? — спросил он Сайдзё.

— Да.

— Должно быть, устали?

Говорил он с сильным корейским акцентом.

— Конечно. Целых шестнадцать часов в пути! — ворчливо ответил Сайдзё.

— А далеко едете?

— Пока в Хаката. А вы куда?

— Тоже в Хаката. По торговым делам. Всегда с удовольствием езжу туда. Хорошие там женщины, нежные, умеют любить. А здесь вот плохо, много бродяг и всякого пришлого народа… — Кореец презрительно кивнул подбородком в сторону окна, за которым проплывал черный от копоти город.

Сайдзё усмехнулся. Нервы, что ли, стали шалить? Если это действительно кореец, то… Его вдруг словно ударило электрическим током. Да нет, чепуха! Простая подозрительность, вошедшая уже в привычку.

— Значит, плохо, что много пришлых? — сказал он, еще раз взглянув на соседа.

— Ну да. Тут много пришлых корейцев. Но я совсем другое. Я уже тридцать лет живу в Симоносеки, на Бакане, — выпячивая грудь, самодовольно заявил кореец. — Вы знаете там район Хигасиоцубо? Не знаете? А Нагато-Нитё? Тоже не знаете? Хигасиоцубо — это корейский район. Там даже тюрьма есть. В ущелье, где раньше была свалка, стоит множество старых домов под цинковыми крышами. А на Нагато-Нитё находится корейский рынок. Только это грязные и вонючие места… И работа там грязная и вонючая. Когда шла война, люди там мерли как мухи. Трупы валялись прямо на улицах. Я сам это видел. Но есть там и хорошие вещи. Корейские свадьбы и похороны у нас там пышнее, чем на родине. И кухня у корейцев хорошая, и товары дешевые. Радио, телевизоры, фотоаппараты, одежду, даже автомобили и всякие новинки можно купить там за полцены. Обязательно побывайте там.