Тайный любовник - [60]

* * *

– Все хорошо, Софи, не так ли?

– Конечно, все прекрасно. Почему ты спрашиваешь?

Энни Моррелл приняла из рук Софи бокал мадеры, отказалась от предложенных бисквитов и, пожав плечами, с улыбкой сказала:

– Не знаю. Так, без причины.

Но Софи было трудно обмануть. Голос ее проницательной подруги звучал вкрадчиво, и свой вопрос она задала, дождавшись, когда они отошли в сторону, чтобы никто их не слышал. Конечно, Энни заметила, что глаза у Софи припухли и в ее поведении сквозит какая-то рассеянность, хотя она и героически старалась сосредоточиться на том, что говорят ей гости. Но как бы ни были они близки, как бы ни доверяла она Энни, она не могла поделиться с подругой своей тайной, и не только потому, что обстоятельства препятствовали этому. В настоящий момент она решала самый важный и трудный вопрос своей жизни, и, пока не найдет окончательного решения, необходимо хранить молчание.

– Интересно, что задержало Онорию? – раздался за спиной голос Лили Гесселиус, да так неожиданно, что Софи вздрогнула. – Не дождь, это точно. В конце концов, мы могли бы пить чай и в саду, мисс Дин. – Лили имела привычку хихикать, как юная девица, что далеко не всегда было уместно. Она сравнительно недавно появилась в Уикерли, была значительно моложе своего супруга доктора, и злые языки поговаривали, что Лили обожает флиртовать, особенно с друзьями доктора.

– Дождь еще может пойти, – возразила Энни. – Когда ветер гонит облака с юга, можно ожидать любых неожиданностей.

Софи улыбнулась про себя тому, как Энни защищает ее, и ее тону специалиста по погоде в Девоншире, хотя Энни жила в деревне еще меньше, чем Лили.

– О нет, так не пойдет. – Три дамы обернулись на голос преподобного Моррелла, который направлялся к ним из другого конца гостиной. – Мы не желаем, чтобы дамы уединялись в уголке пошептаться о своих секретах, заставляя мужчин скучать одних. Я послан просить вас вернуться в наше общество.

Женщины заулыбались, понимая, что он шутит, но тем не менее присоединились к остальным гостям. В этом – весь Кристи, подумала Софи. Ему даже не нужно делать усилий, чтобы поднять людям настроение: он добивался этого одним своим присутствием. Софи украдкой взглянула на Энни и не обманулась в своих ожиданиях: у Энни в глазах появилось выражение глубокой нежности, как всегда, когда муж оказывался рядом. Софи никогда никому не завидовала, единственно, кто мог вызвать в ней это бессмысленное и мучительное чувство, так это чета Морреллов. Их счастье было необыкновенным и безусловным; весь городок видел это.

Они присоединились к капитану Карноку с супругой, доктору Гесселиусу, Маргарет Мэртон и ее родителям. Лили вновь подивилась, какая причина могла задержать Онорию и ее отца, и Карнок ответил, что, насколько ему известно, сегодня нет заседания в суде – он и дядя Юстас, как и Себастьян Верден, были мировыми судьями.

Миссис Джессика Карнок выглядела очень модно в элегантном зеленом платье и шелковой мантилье, небрежно накинутой на плечи. Софи вспомнила, что они с мужем недавно вернулись из Саутгемптона, куда ездили отдохнуть и развлечься; в программу, конечно, входили и походы Джесси по магазинам. Она, как обычно, ловила каждое слово мужа, несмотря на то, что сейчас он мучил доктора Гесселиуса воспоминаниями о военной кампании 1846 года. Доктор, человек со сдержанными манерами, лысый, в очках с толстыми стеклами, которые скрывали проницательный взгляд карих глаз, выдававший острый и живой ум, посылал жене улыбку, сопровождая ее незаметным жестом – поглаживая диван рядом с собой, призывая присоединиться к нему или, возможно, спасти от разговорчивого Карнока. Лили не видела или предпочитала не замечать его сигналы; так или иначе она проигнорировала его и принялась рассказывать Энни о каком-то необыкновенном столе, который заказала краснодеревщику в Бейте.

Софи кивала и улыбалась, что-то отвечала, когда к ней обращались, разливала чай и помогала Марис передавать тарелки. Стрелки часов на каминной полке, казалось, застыли на месте; она дважды сверяла их с маленькими часиками, приколотыми к ее лифу. Она поймала себя на том, что смотрит на гостей – друзей и соседей, многих из которых знала всю жизнь, – отрешенным взглядом, представляя их реакцию, узнай они всю правду о ней и Джеке, и как повели бы себя в первый момент, как поступили бы потом. Шокированы были бы все без исключения, многие посчитали бы ее поведение возмутительным и позорным; кое-кто счел бы себя обязанным порвать с ней все отношения. Смогла бы она вынести это? Да, если бы пришлось. Но она молила бога, чтобы до этого не дошло.

Софи услышала звук подъехавшего экипажа и увидела в западное окно, как Томас идет к парадному крыльцу. Дядя Юстас и Онория наконец прибыли. Она изобразила приветливую улыбку, но в душе чуть ли не проклинала их: из-за их опоздания прием затянется как минимум еще на час.

В холле раздались быстрые громкие шаги. Софи, пристроившись на подлокотнике кресла, на котором сидела Энни, не успела встать, как дядя появился в дверях гостиной. Разговоры внезапно стихли, все обернулись к нему. На его красивом лице выступили багровые пятна, глаза пылали. В одной руке он держал трость, в другой – свернутую в трубку тонкую брошюру в бумажной обложке и нервно постукивал ею себя по бедру. Он знает, пронеслось в голове Софи. Он знает о Джеке. Софи охватило нехорошее предчувствие.