Тайный любовник - [56]

Из груди Коннора вырвалось хриплое гортанное ворчанье. Все его мышцы были напряжены до предела. Софи уцепилась за него, но он отпрянул. Она почувствовала, что он выскальзывает из нее, и протестующе застонала.

– О нет, Джек…

Но он обхватил ее обеими руками, привлек к себе, и она поняла, в чем дело, ощутив его мощный прорыв, неудержимый натиск бедер. Что-то горячее и влажное выплеснулось ей на живот. Софи услышала, как он скрипнул зубами, и улыбнулась при мысли о том, что ей совершенно точно известно, что именно он испытывает в этот бесконечный миг.

– Дорогой, – прошептала она, крепко прижимая к себе его обессилевшее тело и покрывая вспотевший лоб поцелуями. – О, Джек, я люблю тебя. Видит бог, люблю.

Он вскинул голову.

– Я люблю тебя, Софи. Клянусь тебе.

Его слова прозвучали так, словно он не думал, что она ему поверит, и старался ее убедить. Но разве она могла усомниться? Это было не в ее природе. Как можно не верить Джеку? Она понятия не имела, что будет дальше, и знала только одно: никогда, ни за что на свете она не пожалеет об этой ночи.

* * *

Решение пришло к нему, когда он наблюдал, как потолок в спальне Софи из темно-серого становится голубоватым, потом белым.

Чем больше светлело, тем громче становился щебет просыпающихся птиц, и ему было приятно, что вместе со светом и птицами принятое им решение приобретает все большую определенность и ясность. Ну, конечно. Как все просто! Почему ему раньше не приходило это в голову?

Софи зашевелилась и прижалась щекой к его плечу. Коннор улыбнулся от переполнявшего его ощущения счастья и повернул голову на подушке, чтобы поцеловать ее, просто нежно прикоснуться губами к ее лбу. Она вздохнула, не просыпаясь. Коннор шепнул: «Люблю тебя» – и мог поклясться, что она улыбнулась.

Ему следует сказать ей, кто он на самом деле, и попросить подождать, пока он не добьется более солидного положения. Тогда они смогут пожениться.

Она подождет. Обязательно. Она любит его… любит. Она сказала это наконец, сказала первая, продемонстрировав, что куда смелее его. А он-то считал, что спасает ее, защищает от чего-то, не признаваясь в любви. Глупец! Любовь – слишком большая драгоценность, чтобы скрывать ее, независимо от того, какие благородные побуждения заставляют человека идти на это. Он признается ей в своем обмане, и она непременно поймет его и простит – он представлял, как и что скажет ей, – а потом уедет в Лондон и приложит все силы, чтобы добиться успеха, воспользовавшись счастливым поворотом судьбы. Радамантское общество станет хорошим стартом, они помогут ему на первых порах, к тому же он с удовольствием будет писать для них, помогать формулировать прогрессивную политику в отношении рабочих. Но главное, он сможет скопить достаточно денег, чтобы закончить свои исследования, а затем вернуться к изучению юриспруденции – своей первой любви, мечты его юности. Мечты его семьи, видевшей его адвокатом. Сколько лет уйдет у него на это – три года, четыре? Трудно ждать столь долго, но Софи будет ждать, и ее вера в него облегчит ожидание.

Он лежал с блаженно-радостным ощущением, которое вызвало в нем принятое решение, и думал, как примется сейчас же целовать ее, пока она не проснется, и тогда все расскажет ей. Хранить в себе тайну делалось все невыносимее, чем ближе надвигался момент, когда он откроется ей. Когда снова станет самим собой, когда Софи назовет его «Коннор» – простые радости, которых он не будет больше себя лишать.

Но она спала так сладко. А то, что он должен ей открыть, было таким сложным. Лучше поговорить попозже утром, на свежую голову.

Или нет?

Да. Ему необходима трезвая голова, в этом он был совершенно уверен. Можно сказать Софи то, что он хочет, когда она будет сонной, расслабленной. Но говорить придется вещи трудные для нее, это неизбежно, и ему потребуется ясная голова, чтобы найти подходящие слова.

Он соскользнул с подушки, чтобы лечь пониже, и согнул колени, когда ноги уперлись в спинку кровати. Лежать было неудобно, но ему хотелось, чтобы голова была на одном уровне с головой Софи. Хотелось ощущать на щеке ее теплое дыхание. Он не насытился ею, и ему невыносима была мысль о расставании. Завтра – скорее всего уже сегодня, – если все сделает правильно, он еще увидится с нею.

* * *

Но они проспали.

Посторонний звук разбудил их одновременно, и сперва Коннор думал только о том, как прекрасны ее волосы в солнечном свете, заливавшем подушку, которую он делил с нею. Они улыбнулись, глядя в глаза друг другу. Звук, похожий на удар деревяшки о деревяшку, повторился, и Софи подпрыгнула в постели.

– Марис!

Они выскочили из-под одеяла, оба нагие, и замерли, глядя друг на друга в немой панике. Он не знал, кто из них засмеялся первым, но вот уже оба зажимали ладонями рот, чтобы не захохотать во все горло. «Ш-ш! Ш-ш!» – шикали они друг на друга, но без особого успеха. Софи, фыркая, обежала кровать, щеки ее горели от сдерживаемого смеха.

– Одевайся! – громким шепотом велела она. – Я скажу, чтобы она спустилась в кухню и приготовила мне кофе. Сейчас она на лестнице, подметает, она делает это каждое утро. Быстрее, одевайся! – Она подобрала с полу его рубаху и бросила ему, нашла халат, просунула руки в рукава, туго затянула пояс и выскочила из комнаты.