Тайный канал - [7]

С Перцгеном я встречался нечасто, почти всегда в официальной обстановке, и мне хотелось задать ему один и тот же вопрос: основывается ли его отношение к России и русским на чувстве вины или имеет под собой иную почву?

Спросить об этом я так и не осмелился, опасаясь вторгнуться в запретную зону тонких душевных нитей, из которых была соткана натура этого непростого и несомненно благородного человека.

Все послевоенные годы он провел в Москве, и мне довелось несколько раз слышать от него, что он хотел бы умереть в России. Странное желание. Но ему удалось его осуществить.

— Вы с таким теплом рассказываете о ваших немецких знакомых… — произнес Андропов.

— Я с большим уважением отношусь к людям, способным на сильные чувства.

— Скажите, а ваши взгляды на Германию и ее будущее не претерпели каких-либо изменений?

— Только укрепились.

— Вот и прекрасно, — Андропов откинулся на спинку кресла. — Вас характеризовали как человека разумного и знающего.

— Спасибо тому, кто думает обо мне столь лестно…

— Это люди, которые долго присматривались к вам, и я им доверяю. Но не будем терять время. — И продолжал: — Мы, я имею в виду — наша страна, из-за упрямства, неповоротливости, а порой и недальновидности некоторых руководителей попали в достаточно неприятное положение, близкое к политической изоляции. Если нам в ближайшее время не удастся выкарабкаться, мы нанесем себе серьезный ущерб…

Кто-то позвонил по телефону, по-моему, из домашних.

Андропов внимательно выслушал, обещал перезвонить, как только освободится, и тут же продолжил мысль:

— Хрущев стукнул башмаком по трибуне ООН в Америке, шокировав всех, затем он постучал по пустому портфелю, заявив, что там у него суперсекретное оружие, после чего похлопал по плечу Кеннеди и уверил его, что одним ракетно-атомным ударом может уничтожить весь мир. Кому нужно было это вранье?!

Андропов поиграл лежащими на столе карандашами и отложил их резким движением в сторону.

— Порой в политике блефование допустимо, но это занятие в любом случае не для глав государств. На этом уровне нужно быть, а не казаться. В итоге Хрущев помог американскому военно-промышленному комплексу выбить из Кеннеди деньги, которых тот иначе не выделил бы и раскрутить на полные обороты военный маховик, обеспечив для советских людей еще многие годы неустроенной жизни. Не достаточно ли уже прошедших после войны двадцати с лишним лет?

Я смотрел на него и никак не мог сообразить, почему он именно меня выбрал в качестве слушателя этого длинного пропагандистского монолога.

— Вы, наверное, думаете сейчас: вот пришел новый человек из Международного отдела ЦК и начнет закручивать теперь все дела по-новому, на международный лад?

— Как вы знаете, я здесь тоже не старожил.

— Значит, тем лучше поймете меня. Я не намерен разрушать существующие традиции, но считаю своим долгом иначе расставить акценты. Время поджогов складов и разрушения мостов позади. Настало время их наводить. Давайте сегодня проводить нашу внешнюю политику, как сказал бы Клаузевиц, «другими средствами». С американцами это сложно. Они признают только силу, а потому с нами на равных говорить не станут. Нам нужно строить свой дом в Европе, и тут без Германии не обойтись. Однако с самого начала немцам необходимо объяснить, что, строя его, мы не собираемся вбивать клин между ними и союзниками. Но для того, чтобы быть искренними с ними, нам самим нужно в это поверить.

Слушая его, я думал о том, какой сильный отпечаток на людей накладывает партийная карьера, как убеждены они, что язык — важнейший человеческий орган. И Андропов словно бы разгадал мои мысли:

— Похоже, я слишком затянул свое вступление. Зато теперь буду краток: нужно быстро, скажем, в течение полугода-года добиться установления совершенно новых отношений с Западной Германией. Отношения эти должны быть исключительно честными, доверительными и непременно динамичными. Для этого нужно найти кратчайший путь на самый политический «верх». А как известно, самый краткий путь— это прямая. Нам надо установить прямой канал между нашим руководством и руководством ФРГ, в обход всех внешнеполитических ведомств. Они в данной ситуации будут лишь тормозить дело. По линии Громыко уже есть в этом направлении какое-то шевеление, но это затянется надолго. Нам же необходим результат сегодня, самое позднее — завтра, но никак не через пять или десять лет.

Это была, безусловно, яркая речь добросовестного партийного пропагандиста, но отнюдь не главы организации военного типа, где не убеждают, а приказывают. Меня это и подкупало, и раздражало одновременно.

— Для начала нам необходимо с немцами открыто объясниться — кто что может и кто чего хочет. Пока же между нами глухая стена из взаимных претензий и подозрений. Каждый слышит только самого себя. Одним словом, задача ваша сводится к следующему: изложите письменно, как вы все это себе представляете, только коротко, и принесите мне. Сколько времени вам на это понадобится? Четыре дня? Шесть?.. Цифры пять я не люблю, она уж больно примитивна Говорят, Ленин любил единицу….

У меня ни любимой, ни нелюбимой цифры не было, и я согласился на шестерку.