Тайный голос - [14]

Он схватил младенцев, одним движением сунул их в сумку и вылетел в окно.

– Подожди! – отчаянно закричала Кора.

Аист поднимался всё выше и выше в небо. Школьники выбежали во двор и провожали его взглядами.

– Немедленно вернись! – вопил Джакомо, но аист не обращал на него внимания. Кора заплакала. Тем временем в небе Анджело высунул из сумки свою лысую головку, темными глазами оглядел землю, перегнулся через край – и выпал.

– Берегись! – взвизгнула перепуганная учительница. Но было уже слишком поздно: малыш падал.

Впрочем, на полпути вниз он замедлил падение, и все увидели, что за спиной у него появилась пара чудесных маленьких крыльев, разноцветных и тонких, как у бабочки. Анджело взмахнул ими, потом ещё раз, – и потихоньку полетел. Кора протянула руки, и он, спустившись, как пчела на цветок, прижался к её груди. А Лев, подняв правую лапу, издал громкий рёв.

10

Кора проснулась оттого, что сердце её билось часто-часто, и увидела, что Джакомо тоже не спит.

– Так нечестно, – обиженно сказал он. – Почему твой близнец летает, а мой – нет?

– Потому что моего назвали в честь Ангела, – ответила она. Объяснение выглядело столь логичным, что Джакомо нечем было крыть и, чтобы не усугублять своей обиды, он сменил тему:

– И школ таких чокнутых не бывает. Поверь, на самом деле всё не так. Вот пойдёшь в первый класс и увидишь: нет там ни гусей, ни собак, ни черепах.

– А Лев-то, скажи? Как думаешь, чего это он за нами таскается?

– Чтобы заставить что-то сделать. Ты разве не помнишь, что в том, другом сне мы разбили его на мелкие кусочки?

– Но на этот раз он показался мне добрым. Считаешь, он снова начнёт за нами гоняться?

– Близнецов в любом случае лучше оставить дома. Я, по крайней мере, своего в этот сон больше не возьму.

Кора помолчала немного, размышляя, а потом спросила:

– Джакомо, скажи... А ты не думаешь, что близнецы действительно были с нами во сне? Я имею в виду, не видели ли они вместе с нами того же сна о школе, Льве и всем прочем?

– Ну, ты и скажешь! Считаешь, мы вчетвером видели один и тот же сон? Брось, это невозможно! Если ты хотя бы заикнёшься об этом взрослым, они тебя на смех поднимут. И потом, даже если близнецы уже проснулись, мы так и так ничего не узнаем: они ведь не смогут нам рассказать.

(Вот так всегда: вырастая, не только теряешь способность пользоваться Тайным Голосом, но и начисто забываешь о самом его существовании.)

Но Кора всё-таки дождалась, пока оба младенца проснутся, и, перегнувшись через край колыбели, спросила:

– Что вам снилось сегодня?

– Молоко, – ответил Анджело. – Молочное небо и молочное море. Я в нём плавал и пил, пил... Вкуснотища!

– А я обкакался и описался, – пробурчал Джованбаттиста. – Весь перепачкался, плакал, но няня не слышала и не шла поменять мне пелёнки. Теперь будет раздражение на попе.

Пыльца бабочек

1

Новорождённые дети ещё слишком слабы, чтобы выходить с ними на улицу. Должно пройти по меньшей мере девять дней, чтобы они достаточно окрепли для похода в церковь на Крещение, причём в самой церкви их нужно носить на руках (Кора никак не могла понять, почему нельзя использовать коляску, но запрет есть запрет).

С верхней полки шкафа достали одеяльце с кружевной подушечкой, почему-то называвшееся «портанфан», – что-то вроде конверта, внутрь которого вкладывали младенца, одетого в белую кружевную рубашку, куда длиннее, чем необходимо, чтобы прикрывать ножки малыша: подол хорошей крестильной рубашки должен доходить аж до колен крестных, держащих новорождённого на руках.

Одна такая рубашка, завёрнутая в папиросную бумагу, а затем уложенная в плоскую картонную коробку, у них была: в ней много лет назад крестили папу, потом Джакомо, Кору, теперь дошла очередь и до Джованбаттисты. А вот рубашку и портанфан для Анджело пришлось позаимствовать у крёстного: в последний раз ими пользовалась Летиция.

– Эк тебя нарядили! Ну, и смешон же ты, братец, в этом девчачьем чепчике, – насмешливо заметил Джованбаттиста, поглядывая на близнеца со своей стороны пеленального столика.

– А сам-то, думаешь, не смешно выглядишь? Надеюсь, этот маскарад скоро кончится, а то кружева на слюнявчике мне шею царапают, – отвечал Анджело.

Когда малыши были одеты, нянька закутала их в белые шерстяные шали, прикрыв лицо.

– Ничего не вижу! Первый раз выхожу на улицу, а смотреть по сторонам не могу! Так не честно! – возмущался Анджело.

– Я задыхаюсь! – вопил Джованбаттиста.

– Няня, ты уверена, что они смогут дышать? – забеспокоилась Кора.

– Конечно, смогут. Видишь, шали ажурные, воздух легко проходит через отверстия.

В конце апреля уже тепло, но взрослые опасались, что близнецы простудятся, поэтому няня взяла с собой в церковь большой кофейник из чистого серебра на серебряном же подносе, наполненный кипятком и завёрнутый в одеяльце, чтобы не остыл по дороге: теперь священник не станет поливать нежные детские головки холодной воды из купели.

И вот близнецы на руках своих крёстных матерей впервые вышли на улицу. Все жильцы дома столпились у дверей, чтобы взглянуть на малышей – ведь до сих пор никто, кроме самых близких родственников, их ещё не видел. Напрасно Кора умоляла мать позволить ей пригласить в гости хотя бы Донателлу, просто сгоравшую от любопытства.