Тайный агент Господа - [97]

— Епископ в жизни не отдыхал по воскресеньям, dottora. Я бы удивился, если бы ему вздумалось сделать это как раз сегодня.

— Ваш друг?

Фаулер поперхнулся.

— Ну, на самом деле это человек, который ненавидит меня больше всех на свете. Гонтас Ханер — уполномоченный по надзору за деятельностью курии. Старый немецкий иезуит задался целью положить конец бесчинствам Священного Альянса во внешней политике. Церковная версия министерства внутренних дел. Именно он возбудил дело против меня. Он возненавидел меня за то, что я ни словом не обмолвился о заданиях, которые мне поручали.

— И как он воспринял то, что вас оправдали?

— Тускло. Он сказал, что сам лично предал меня анафеме, и рано или поздно ее засвидетельствует Папа.

— Что означает анафема?

— Указ об официальном отлучении. Ханер знает, чего я боюсь больше всего: что церковь, за которую я сражался, закроет мне путь на небеса после смерти.

Паола встревоженно взглянула на него:

— Отче, можно узнать, что мы здесь делаем?

— Я пришел исповедаться.

Ризница базилики Святого Петра Ватикан

Воскресенье, 10 апреля 2005 г., 11.31

Швейцарский гвардеец обмяк и беззвучно повалился как сноп. Намного больше шума наделала его алебарда, со звоном грохнувшись на мраморный пол. Лезвие ножа, перерезав гвардейцу горло, рассекло трахею.

Одна из монахинь выглянула из ризницы, привлеченная шумом. Закричать она не успела. Кароский свирепо ударил ее по голове. Женщина упала ничком, оглушенная. Убийца неспешно носком ботинка откинул край головного убора черницы, подбираясь к шее. Достигнув цели, он со всей силой наступил на нее ногой. Сухо хрустнули позвонки.

Вторая монахиня доверчиво высунула голову в коридор. Ей понадобилась помощь подруги.

Кароский вонзил ей нож в правый глаз. Когда он потащил ее за собой, чтобы уложить в коротком проходе перед ризницей, он уже волочил труп.

Убийца обозрел три безжизненных тела и перевел взгляд на двери ризницы. Потом посмотрел на часы.

У него оставалось еще пять минут, чтобы поставить клеймо мастера на творении рук своих.

У парадного входа во дворец Святой службы

Воскресенье, 10 апреля 2005 г., 11.31

Паола открыла рот, услышав заявление Фаулера, но возразить не успела: дверь резко распахнулась. Вместо престарелого священника, стремившегося от них избавиться вначале, появился сухопарый епископ с аккуратно подстриженной рыжей шевелюрой и бородой. На вид ему было лет пятьдесят. Он обратился к Фаулеру, изъясняясь с сильным немецким акцентом. Речь его была обильно приправлена презрением и раскатистыми «р».

— Глазам своим не верю, прошло столько лет, и вот вы здесь, у моего порога. Чем обязан столь неожиданной честью?

— Епископ Ханер, я пришел просить вас об одолжении.

— Боюсь, отец Фаулер, вы не имеете права ни о чем меня просить. Двенадцать лет назад я кое о чем просил вас, а вы отмалчивались целыми днями. Неделями! Комиссия сочла вас невиновным, но не я. А теперь уходите.

Он повелительно простер длань в сторону Порта Кавалледжери. Паола подумала, что на сурово вытянутом указательном пальце Ханера впору повесить Фаулера.

А священник еще услужливо свил для этого веревку.

— Вы даже не выслушали, что я намерен предложить взамен.

Епископ скрестил на груди руки.

— Говорите, Фаулер.

— Не исключено, что в ближайшие полчаса в базилике Святого Петра произойдет убийство. Ispettora Диканти, присутствующая здесь, и я пришли, чтобы не допустить его. Но к сожалению, мы не в состоянии попасть в Ватикан. Камило Чирин перекрыл нам доступ. Я прошу у вас разрешения пройти через дворец к парковке, чтобы мы могли незаметно пробраться в город.

— А взамен?

— Я отвечу на все ваши вопросы относительно Эль-Агуакате. Завтра.

Ханер повернулся к Паоле:

— Покажите ваше удостоверение.

У Паолы не было полицейского жетона, его отобрал Бои. Но имелась, к счастью, магнитная карточка, пропуск в ОИНП. Она решительно предъявила ее епископу, надеясь, что карточки будет достаточно, чтобы рассеять его подозрения.

Епископ взял карточку, внимательно изучил фотографию, спецификации ОИНП и даже магнитную идентификационную полосу.

— Так, значит, это правда. А я подумал, Фаулер, что к своим многочисленным грехам вы добавили еще и грех любострастия.

Паола поспешила отвернуться, чтобы Ханер не заметил улыбки, невольно проступившей на ее губах. Хорошо хоть Фаулер сохранил серьезность перед лицом епископа. Немец неодобрительно поцокал языком.

— Фаулер, где бы вы ни появились, вас всегда окружает кровь и смерть. У меня сложилось весьма твердое мнение о вас. Я не хочу вас впускать.

Священник попытался ответить Ханеру, но епископ жестом остановил его:

— Тем не менее, отец, я знаю, что вы — человек чести. Я согласен на сделку. Сегодня я разрешу вам пройти в Ватикан, но завтра вы придете ко мне и расскажете правду.

С этими словами он посторонился, пропуская Фаулера с Паолой в здание. Холл выглядел элегантно, отделанный в кремовых тонах, без лепнины и прочего тяжеловесного декора. Во дворце стояла тишина, как и полагается в воскресенье. Как показалось Паоле, в этих стенах не было ни души, кроме долговязого и тощего инквизитора. Его длинная и тонкая фигура напоминала разящий клинок рапиры. Он воображал себя судией в руках Господа. Паолу приводила в содрогание одна лишь мысль о том, что мог бы натворить такой фанатик лет четыреста назад.