Тайные Знания - [11]

— Чего? — говорит мясник, — ты в своем уме? Как я твоей бабе буду рубить ноги? А потом еще и голову? Ну, нет — я еще в своем уме! Видите ли, последнее желание покойной! Она у тебя случайно умом не тронулась? Призраки? Какие к черту призраки! Мы строим коммунистическое общество — ты что, забыл? Вот я тебе и напоминанию. Ужас какой-то! Отрубить ноги! Какие еще тайные знания! У нас в пятой квартире живет бывший священник. Три недели как порвал с религиозным дурманом. На человека похож — курит папиросы и пьет пиво. Ты с ним побеседуй. Он тебе расскажет о тайных знаниях. Не хочешь? Сыт по горло? Вот и он, говорит, сыт по горло. Нет там никого! И не было. Уж кому, как не ему знать. Куда все подевались? А хрен знает! Сели на аэропланы и улетели до лучших времен.

Действительно, в пятой квартире жил мужик. Только на священника не был он похож. На кого угодно, но только не на священника. И папиросы курил — сильно он в Боге разочаровался. Вроде, как разошлись у них пути-дорожки. В жизни подобное случается довольно часто. Даже у людей близких или любящих, кто прежде и дня друг без друга прожить не мог. Готовых вот тут и умереть, свершить смертоубийство без видимой причины. Потому как любовь — не причина. Баловство или, проще сказать, когда не знаешь, чем себя занять.

И отец пошел домой от мясника, который отказался рубить ноги и голову покойной жене. Идет и думает — хорошо или плохо, что мясник отказался исполнить последнее желание? Встречает женщину — подругу жены. Они при жизни знакомы были. Платья шили и выкройки друг другу давали. Хорошая женщина. Она ему и говорит: пошли к тебе — я поплачу немножко. Не по-людски как-то. Человек умер, и никто не плачет. Не волнуйся, плакать бесплатно буду и денег мне не нужно, она мне подругой была.

Средневековье какое-то! Словно мы не строили общество счастья. На площади деревянную трибуну соорудили. Три дня грохот стоял. Ночью пост организовали круглосуточный, чтобы какая-нибудь сволочь несознательная диверсию не учудила. Недовольных всегда хватает, и праздник испортят в два счета. Раз и нет праздника! А тут еще похороны. Она что, не могла умереть в другое время? Умирай когда хочешь, только людям жизнь не отравляй! В праздники не умирай и в субботу с воскресеньем не умирай. Зимой не умирай, потому что холодно и простуду можно схватить. И когда у людей отпуск, тоже лучше не умирать — они тебя добрым словом вспомнят. А эта умерла! Всем назло! Ну и характер! Ну и баба! А завещание себе придумала? Отрубить ноги и голову! Ну, хорошо, допустим, отрубит он ей все, о чем она просила, что дальше? Где он океан найдет, чтобы прах развеять? Как вы себе это представляете? Поэтому еще раз скажем — средневековая дикость!

А подруга, представьте себе, пришла к нему домой. Косыночку надела и давай тихонько так, тихонько выть. Сидит и воет. Три минуты, пять, десять… и ничего так в целом. Терпеть можно. Сразу видно, в доме что-то произошло и явно нехорошее. Явно не праздник или иное радостное событие. Ему сперва как-то не по себе было — чужая женщина в доме и вообще. А потом он газету открыл и начал читать про трудовые подвиги в стране. Сколько угля добыли, молока надоили и пшеницы собрали. Короче, видит, что жизнь продолжается и унывать не стоит. Сегодня у тебя кто-то умер, завтра у него или еще у кого-то.

В общем, лежит старик под пледом, а перед ним проносится жизнь. Словно вчера все произошло. Память, конечно, уже не столь цепкая, но и в этом милость покаяния. Сердечко уже не как прежде, для жизни без эмоций, на большее не годится. Другие органы не лучше. Если о ногах забудешь, так они о себе напомнит. Встанешь и думаешь, а если хоть подо мной ноги? А если есть, почему их не чувствую?

Три процента — число не случайное. Это он понял. Любой поймет. Но как возможно, чтобы истина, где наука, образование и философия, — три процента? Горе от ума получается? Так и получается. Досугу и искусству три процента в самый раз. Праздность еще никого до добра не довела. Хотя и любит наш народ погулять. Да и не наш тоже любит. Все любят. Черти любят и ангелы. Демон, что к нему заходил, как на граммофон глянул, тяжело вздохнул. Мол, отстал старик от жизни — граммофон слушает. Было дело — последний раз слушал старик граммофон тридцать лет назад. Он тогда еще жизнью интересовался. А потом жизнью интересоваться прекратил и граммофон не слушал. Стоит себе и стоит. Старик тряпочку возьмет и пыль смахнет, а потом и пыль стряхивать перестал. Чего ее стряхивать, если она вновь образуется?

Верно он поступил, что глаз прикрыл, но не закрыл. Все одно видать. Он и в детстве так поступал — глаз прикроет и делает вид, что спит. А этот ходит в образе мамаши. Однако старика не обманешь — походка не женская. Впрочем, и здесь можно обмануться. С возрастом многие женщины превращаются в мужчин. Смотришь и не поймешь, кто перед тобой. Тело — окорок бесформенный, рожа хоть и в косметике, не женская, нет там и следа от женщины, голос прокуренный и взгляд недобрый. Где женщина? Нет женщины. Ведьма и та краше будет. А это неизвестно что — набор гормонов.