Тайные улицы, странные места - [9]

Домой их отпустили быстро, и вообще из-за обоих происшествий уроки сократили всем, так что к обеду школа уже опустела. Но перед тем случилось еще одно происшествие, и только потом Женька сложит события и поймет, что с самого начала они сплетались в одну цепочку. А тогда, после спортзала, вздрагивающая Манечка попрощалась и погнала их из школы, как стало барашков, бдительно следя, чтоб вышли все.

Во дворе Женька замялся, разыскивая глазами — даже сам не знал, кого в первую очередь — Ану или новенькую. Дернулся от знакомого голоса, резко поворачиваясь.

Женя стояла рядом, держала на плече рюкзак. И он снова расстроился, потому что целых три секунды, пока слышал голос — видел в мыслях ту, которую себе представлял эти три недели, и она не была похожа ни на Ану и уж, конечно, не на реальную Женю.

Светлые глаза смотрели пристально, и он задумался, какого же они цвета? Голубые? Или зеленоватые. Может, серые?

— Лаванда под солнцем.

— Что?

— Бледно-фиолетовый, — пояснила Женя, не отводя взгляда, — такой бледный, какой бывает в очень большую жару. Ты едешь на Азовский фест? Хочешь поехать?

«Она что, меня приглашает?». Женька растерялся. У новенькой было широковатое лицо, квадратный подбородок, а шея, кажется, слишком тонкая. Глаза широко расставлены, и да — по всему лицу рассыпаны бледные веснушки, местами сливаются в неровные пятна, как будто поверх носа, губ и бровей нарисована еле видная карта.

— Н-нет, — ответил, криво улыбнувшись, — нет. У меня дел полно. Извини.

— За что? — удивилась Женя. Пухлые, в трещинках, губы дрогнули в еле заметной улыбке, — я думала, ты поедешь с этой, Ана — да?

Женька пошевелил губами и промолчал. Но проклясть себя за тупоумие не успел, сбоку возникла Ана, за ней тащился шлейф из подружек. Встала рядом с Женькой, кладя руку ему на локоть, и окинула взглядом новенькую. Задержала глаза на потертом рюкзаке с медными подвесками. Подняла тщательные брови, разглядывая белую тишотку и мешковатые джинсы. Троица сдавленно хихикала. Ана вздохнула, выразительно уперев взгляд в ореол легких русых волос, не желающих ложиться вдоль скул и шеи.

— Деточка, вали домой, не мешай, когда взрослые разговаривают.

Прижалась к локтю Женьки упругой грудью в плотном поролоновом лифчике.

— О своих… взрослых… делах… Поняла? — она медленно облизнула губы, прижимаясь крепче.

Женя улыбнулась, почти не размыкая губ. Пожала плечами и пошла, на ходу суя в рюкзак руки и поводя плечами, чтобы поправить его на спине.

— Иди, малолетка! — крикнула вслед Ана, не удержавшись, — а то лезет, где взрослые уже отношения. Правда, Женечка? Вы тоже, идите, я догоню, — велела подружкам.

Те повлеклись прочь, с обожанием оглядываясь.

— Женечка, — нежно продолжила Ана, — я ведь серьезно. Ты такой стал классненький. Нам будет очень хорошо вместе. Ты уже пробовал с кем-то? А, неважно, я все равно лучше всех.

Поднялась на цыпочки, касаясь губами красного женькиного уха:

— Увидишь, что я умею. Как умею. Обещаю, у нас с тобой будет всё!

И, отпустив его, пошла следом за Олей, Лилей и Элей, помахав на прощание ладонью с пальцами, украшенными лиловыми ногтями.

Дома Женька разогрел тушеную картошку, вынув из холодильника старую глубокую сковороду, уселся на табуретку, поставив перед собой электронную книжку, подаренную сестрой. Медленно ел, глядя на четкие буковки фантастического романа и не понимая смысла предложений. Ловя мягкие колечки лука (обычно он, морщась, откладывал их на салфетку — мама ругалась, закатывая глаза), совал на вилке в рот и думал. Пытался думать, сортировал впечатления в попытках увязать вместе, найти каждому свою полочку. Но все разваливалось, как та разогретая второй раз на газе картошка.

Почему ее зовут так же? Да просто случайность. И фамилия такая — смешная совсем фамилия, как специально, чтоб все посмешнее — с такой непонятной внешностью — и еще вдруг Местечко, ха-ха. Бедная девчонка, наверняка в каждой школе без конца дразнят, издеваются. Была бы красотка, как Ана, или хотя бы старалась, как вот Анкины подружки. Но, блин, штаны эти. Железки на рюкзаке. Патлы нестриженые с дурацкой челкой. Оно бы все и ладно…

Женька спохватился, поняв, сильно обижен на ни в чем неповинную девочку за то, что сам навоображал себе. Намечтал. И тут же себе возразил, сердясь, виновата, конечно, виновата. Сидела тут, хихикала с этим быдлованом гопником. Ясно же — старалась понравиться. Знаем все эти хи-хи да ха-ха. Мама говорит, девочки быстрее развиваются. Ну да, в четвертом они всех пацанов тупо переросли. Потом пацаны обогнали, но у них хоба — сиськи. И сразу пошли эти хиханьки, класса с седьмого. Соберутся в углу, пялятся оттуда на самых крутых пацанов, чаще на старшеклассников. И хихикают, как идиотки. Это и называется — переросли? Капча правильно ржет, про девок: сиськи есть — ума не надо. И дальше рассказывает, как это все правильно природой придумано, а то пацанам хрен чо ловить, не полапаешь вечером в подъезде. А так — наплел чего, в ответ на хихи, и завтра можно хвастаться.

Как ни странно, самые странные происшествия дня, окно и фрамуга, а еще то, что Емец в эдакой катастрофе всего-то пару царапин получил на своей дурной морде, а Манечка порвала подол платья, все это не казалось Женьке важным и требующим обдумывания. Пусть про это думает Капча, прикидывая, что в класс пришла новенькая и оказалась монстром. Как раз в стиле его любых видюх. Женька их терпеть не мог, может быть, потому что там, в американских фильмах про совсем чужие американские школы, вдруг показывали все ужасно и уныло знакомое. Обязательно школьный спортсмен-супермен, ботаник-задрот, и обязательно Аночка-красотка со свитой подружек. Сто видюх, а меняются в них только монстры. Получается — скука. Конечно, Капча ищет, куда бы воткнуть в таком фильме Женю Местечко. И получается, если на серую мышь она не катит, на красотку тем более, а для свиты слишком уж самостоятельная, то Серый сразу ее в монстры и записал.