Тайные убийцы - [3]

Только если бы удалось все это выяснить, можно было бы оценить истинную значимость этого незаметного существа, и редактор повседневной жизни, если бы в это утро у него хватало внимательности, мог бы выпрямиться в своем кресле и подумать: «Вот она, будущая звезда».

1

Севилья

5 июня 2006 года, понедельник, 16.00

Труп — всегда малоприятное зрелище. Даже самый одаренный похоронщик, в совершенстве владеющий искусством maquillage,[5] не сумеет вернуть покойнику живость черт. Но некоторые мертвые тела особенно неприглядны. Их завоевали другие формы жизни. Соки и выделения бактерий обратились в ядовитый газ, расползающийся по всем полостям тела, пока кожа, скрывающая разложение, не натянется, как барабан. Запах при этом столь силен, что проникает в центральную нервную систему живых, и у них наступает резкая перемена в настроении, выходящая за границы их существа. Они становятся раздражительными. Лучше не приближаться к тем, кто стоит вокруг такого «пухляка».

Сталкиваясь с подобными трупами, старший инспектор Хавьер Фалькон обычно произносил про себя специальное заклинание, которое помогало ему переносить зрелище всевозможных видов насилия, сотворенных над человеческим телом: пулевые отверстия, ножевые раны, ссадины от ударов дубинкой, синяки от удушения, бледность отравленных, — но раздувшиеся трупы, испускающие отвратительную вонь разложения, с недавних пор стали нарушать его душевное равновесие. Возможно, размышлял он, виной тому — само наше отношение к распаду человеческого тела, к тому единственно возможному концу, который его рано или поздно ожидает, — только вот это было не обычное смертное тление. Видимо, тут играл роль сам телесный распад, когда под действием теплоты тоненькая девушка превращается в упитанную матрону средних лет, — или как сейчас, с этим трупом, который они извлекали из груды мусора на свалке за чертой города и который посмертные метаморфозы обратили из мужчины обычной комплекции в необъятного борца сумо с туго натянутой кожей.

Тело, застывшее в трупном окоченении, лежало в самой унизительной позе. Когда побежденного сумоиста выталкивают из круга и он головой вперед валится в первый ряд улюлюкающих зрителей, его скромность защищает широкая набедренная повязка — маваши. Этот же человек был голым. Если бы он был одет, он походил бы на молящегося мусульманина (у него даже была обращена к востоку голова), но одет он не был. Поэтому скорее он напоминал человека, который готовится принять отвратительное надругательство; он уткнулся лицом в груду мусора под собой, словно не в силах вынести чудовищное бесчестие.

Осматривая место, Фалькон вдруг понял, что не повторяет про себя свое заклинание, а упорно думает о том, что с ним произошло, когда он ему позвонили сообщить об обнаружении трупа. Чтобы ему не мешал разговаривать шум кафе, где он пил черный кофе, он решил выйти и столкнулся в дверях с какой-то женщиной. Они сказали друг другу «perdon»,[6] обменялись испуганными взглядами — и женщина замерла на месте. Это была Консуэло Хименес. За четыре года, которые прошли после завершения их романа, Фалькон четыре или пять раз видел ее на запруженных толпой улицах или в магазинах, а теперь вот буквально налетел на нее. Они ничего больше друг другу не сказали. Она даже не стала входить в кафе, предпочтя быстро раствориться в потоке людей, спешащих за покупками. Но эта встреча все-таки наложила свой отпечаток на его сознание, и он чувствовал, что заброшенный было храм, посвященный ей и существовавший у него внутри, вновь распахнул свои врата.

Судмедэксперт уже аккуратно прошел среди мусорных куч, чтобы удостоверить смерть. Теперь эксперты-криминалисты завершали свою работу, упаковывая в пакеты все мало-мальски значимое, чтобы унести с собой. Судмедэксперт, все еще в маске и защитном комбинезоне, во второй раз приблизился к жертве, обшаривая ее глазами и щурясь. Он сделал несколько заметок и подошел к Фалькону, стоявшему рядом с дежурным судьей Хуаном Ромеро.

— Не могу понять причину смерти, — заявил он. — Он умер не оттого, что ему отрезали кисти рук: это сделали уже потом. Его запястья были очень туго стянуты. На шее нет синяков. На теле никаких пулевых отверстий или ножевых ранений. Его оскальпировали, но я не увидел никаких катастрофических повреждений черепа. Возможно, его отравили, но по лицу я не могу это определить, поскольку лицо ему сожгли кислотой. Смерть наступила примерно сорок восемь часов назад.

Темно-карие глаза судьи Ромеро моргали над маской, отмечая каждый из этих ошеломляющих фактов. Он занимался расследованиями убийств не больше двух лет, проведя за это время лишь несколько таких дел. К подобному уровню жестокости он не привык.

— Они не хотели, чтобы его опознали, верно? — предположил Фалькон. — На теле есть какие-нибудь особые приметы?

— Сначала дайте мне доставить его в лабораторию и отчистить. Он весь в грязи.

— А как насчет других телесных повреждений? — поинтересовался Фалькон. — Раз он оказался здесь, его, скорее всего, привезли сюда на мусорной машине. Должны были остаться следы на теле.

— Пока я их не увидел. Под слоем грязи могут быть ссадины и царапины. А разрывы внутренних тканей и органов я смогу обнаружить, только когда мы его вскроем в лаборатории.