Тайные дневники Шарлотты Бронте - [14]

— Верно, верно, — подтвердил мистер Грант.

— Лучше и не скажешь, — одобрил папа.

— Вы шутите? — не сдавалась Эмили.

В моей груди внезапно разгорелся жар негодования. (Какое мимолетное помрачение рассудка заставило меня помыслить, что мистер Николлс может заслуживать лучшего мнения о себе?)

— Вы подразумеваете, сэр, — вмешалась я, — что женщины могут справиться только со своими исконными обязанностями? То есть им не следует мечтать о более разумном деле, чем печь пироги, мыть посуду, вязать чулки, играть на рояле да вышивать сумочки? Вы действительно полагаете, что все прочее выше их понимания, что женский интеллект изначально более скуден, чем мужской?

— Поосторожнее с ответом, — предупредил Бренуэлл.

— Я этого не говорил… — начал было мистер Николлс.

Однако мистер Грант перебил его:

— По-моему, здесь не о чем спорить. Это лишь вопрос науки, физиологических различий между полами. По меткому выражению Александра Уокера, мужчина, обладая способностью строить умозаключения, мускульной силой и смелостью ее применять, создан быть защитником, в то время как женщина, не способная строить умозаключения, слабая и робкая, нуждается в защите. В подобных обстоятельствах мужчина естественно повелевает, а женщина естественно подчиняется.[7]

— О! О! — хором выдохнули шокированные Эмили и Анна.

— Верно, мужчина по природе защитник, — заметил мистер Николлс, — и сила женщины — в ее мягкости, нежности и изяществе. Но проблема мужчин и женщин, так занимающая общество в наши дни, давно разъяснена в Библии, и особенно недвусмысленно — во второй главе Первого послания святого апостола Павла к Тимофею.

— И что же там написано? — полюбопытствовал Бренуэлл, который, к ужасу и сожалению отца, уже много лет не открывал Библию и не посещал церковь.

— «Жена да учится в безмолвии, со всякою покорностью, — процитировал мистер Николлс, — а учить жене не позволяю, ни властвовать над мужем, но быть в безмолвии. Ибо прежде создан Адам, а потом Ева».

Эмили застонала и бросила на стол салфетку.

— Сэр, что касается Библии, полагаю, вы не станете отрицать за каждым человеком, будь то мужчина или женщина, права толковать все по-своему?

— Не стану, — отозвался мистер Николлс.

— А я стану, — заявил мистер Грант. — Женщины должны принимать мнения своих мужей как в политике, так и в религии.

— Какая глупость, сэр! — воскликнула Эмили. — Стыдитесь!

— Вы еще скажете, что мужчины тоже должны принимать без рассуждений все, что говорят священники! — фыркнула я.

— Но так и есть, — пожал плечами мистер Николлс.

— Что же тогда останется от веры? — в ужасе вскричала я. — Теологическое толкование и суждение должны быть исполнены смысла, иначе это всего лишь слепое, бессмысленное суеверие! Вы, случайно, не пьюзеит, мистер Николлс?

— Да, я искренне придерживаюсь принципов преподобного доктора Эдварда Пьюзи и основателей Оксфордского движения, — гордо подтвердил мистер Николлс.

— Что ж, а я сторонница латитудинарианства,[8] — сообщила я, с большим трудом подавляя раздражение. — И резко выступаю против пьюзеизма и каждого слова «Трактатов для нашего времени». Принципы пьюзеизма негибки и опасно близки к папизму, а большинство его последователей — нетерпимы и жестоки к неортодоксальным протестантским сектам. Но хватит об этом! Я читала греческий оригинал абзаца, который вы процитировали, сэр, и считаю, что многие слова переведены неправильно.

— Неправильно?

— Да. Почти уверена, что абзац можно перевести совершенно иным образом, а именно: «Жена да учит и не безмолвствует, когда есть ей что сказать; жене позволено учить и властвовать во всей полноте. Мужу тем временем лучше всего хранить безмолвие».

Мужчины захохотали.

— Вот видите, джентльмены, — посетовал папа, — с чем мне приходится мириться в своем собственном доме! С раннего детства Шарлотта и Эмили расходились со мной во взглядах на подобные места Библии. Только Анна, моя милая, славная Анна, принимает библейские заповеди смиренно, не задавая вопросов. Однако все три дочери упросили меня позволить им изучать предметы, которые более подходят мужчинам. Все годы взросления они сидели здесь, за этим самым столом, корпели над заплесневелыми страницами греческих и римских трудов, перевели целые тома с латыни, пробрались через хитросплетения сложнейших математических проблем и в результате превзошли образованностью любого мужчину отсюда до Йорка.

— Одного не понимаю, — усмехнулся мистер Грант, — как они намерены использовать свои знания при выпечке хлеба или уборке постелей.

Мужчины снова засмеялись. В душе я кипела от злости. Вошла Марта с ягодным пирогом. Тут Эмили поднялась и заявила:

— У меня пропал аппетит и к беседе, и к десерту.

— Прошу меня извинить, — промолвила Анна, также вставая.

Обе поспешно покинули комнату. Мне хотелось присоединиться к ним, но разговор принял непростой оборот, кто-то должен был возвысить голос в защиту женского пола, и потому я осталась. Когда Марта подала кофе с десертом и удалилась, Бренуэлл, к счастью, переменил тему и гордо объявил о недавней публикации двух своих стихотворений. Разгорелся спор о ценности поэзии, в котором мы с Бренуэллом и папой противостояли мистеру Николлсу и мистеру Гранту.