Тайны земли Московской - [8]

И рече князь Дмитрий Иванович брату своему князю Владимиру Андреевичу: «Брате милый, сами есмя собе два брата, вынове асми великого князя Ивана Даниловича, а внучата есми великого князя Данилы Александровича, а воеводы у нас велми крепци… А дорога им сведома, а перевозы у них ставлены, но еще хотят главы своя положити за землю Русскую…»

«Задонщина». XV век

Семья была одна, а судьбы родственников складывались по-разному. По сравнению со старшим братом младший сын Калиты осиротел совсем рано — тринадцати лет от роду. Получил в удел от отца Серпухов, звался князем Серпуховским, а жил в Московском Кремле, на дворе, который стоял между Архангельским собором и двором князей Мстиславских. Правда, век его оказался коротким, хотя след по себе Андрей Иванович и оставил: не мечом — дипломатическими ходами.

Вечными недругами Москвы были беспокойные, воинственные литовские князья. Великому князю Гедимину удалось и владения собственные расширить, и Тевтонскому ордену противостоять, и не один дипломатический розыгрыш решить в свою пользу, благо мира между удельными князьями никогда не было.

Таланты отца унаследовали два его сына от одной жены — князья Ольгерд и Кейстут. Первыми среди сыновей Гедимина поняли они, что в одиночку противостоять тевтонскому нашествию не смогут, что нуждается Литва в единой сильной власти и, изгнав из Вильнюса третьего, непокорного брата, освободили великокняжеский стол. Занял его формально Ольгерд, но правили братья вместе и в полном согласии, хотя и жен взяли совсем разных, и к христианству подошли в разное время.

Об Ольгерде известно, что принял он православие вместе с женитьбой на витебской княжне Марье Ярославне; Кейстут, оставшийся в народной памяти воплощением идеального рыцаря, предпочел руку жмудинки Бируте. У обоих появилисъ среди детей дочери; у Ольгерда — Олена, у Кейстута — Марья. Рука княжны Марьи означала для Москвы их поддержку и помощь. Ее-то и получил потерявший первую свою супругу Андрей Иванович. Поселились супруги на своем кремлевском дворе. Здесь пришлось вековать свой вдовий век вдвоем с единственным сыном Владимиром Андреевичем Марии Кейстутовне — князь Андрей умер, имея от роду 26 лет.

Ни о ком другом серпуховская княгиня думать не хотела. О возвращении на родину и не толковала. Все горевала над могилой мужа. Из Кремля переселилась в основанный ею в 1336 году Рождественский монастырь, приняла монашеский постриг и там же была похоронена. Монастырь задумала как убежище для женщин, которых осиротила Куликовская битва, — для вдов и матерей, потерявших сыновей.

Для Владимира Андреевича Храброго, или Донского, как его стали называть после участия в мамаевом побоище, кремлевский двор представлял место зимнего пребывания, подмосковное село Ясенево — летнего. Князь Серпуховской и Боровский не хотел расставаться со своим двоюродным братом Дмитрием Донским, жил с ним, по словам грамот тех лет, «в любви и дружбе», в раздоры не входил, помогал защищать Москву от набегов Ольгерда, защищал от ливонских рыцарей Псков. Оставалось у Владимира Андреевича время и на собственное удельное княжество. Еще в 1374 году, за 6 лет до Куликова поля, князь «заложи град Серпухов дубов», а чтобы привлечь в него население, дал «людем и всем купцам ослабу и льготу многу».

Не изменил Владимир Андреевич Москве и после смерти Дмитрия Донского, когда великокняжеский стол занял Василий I Дмитриевич. «Докончание» — договорная грамота о союзе князей 1401–1402 годов обещала Москве по-прежнему поддержку князей серпуховских и боровских, но условием их верности ставила соблюдение прав и границ родовых владений, в том числе принадлежавшей Владимиру Храброму одной трети Москвы с Садовой-Кудринской площадью. «А трети Ми Московские, отдела и вотчины брата своего, князя Володимера, и его детей, и всех их вотчины, и тех мест, которых ся есмь им отступил в вудел и в вотчину, того мне и моим детем под своим братом и под его детьми блюсти, и боронити, а не обидети, не вступатися», — обещал за себя и за всех своих потомков Василий I Дмитриевич.

Правивший в Вильнюсе Ольгерд Гедиминович вмешивался в дела Новгорода и Пскова, добился немалого влияния в Смоленске, хотел вместе с золотоордынским ханом «воевать Москву», но после очередной неудачи предпочел породниться с Московским князем, женившись на сестре его жены — тверской княжне Ульяне Александровне.

Только не утихомирило родство буйного Ольгерда. Попытки «воевать Москву» продолжались. Между двумя московскими походами, за девять лет до Куликовской битвы, Ольгерд отдал свою дочь Олену за серпуховского князя. Так оказался Владимир Андреевич женатым на двоюродной сестре собственной матери.

А две княжны с берегов Вилии как нельзя лучше подошли друг другу и обе сердцем прикипели к Москве. Так случилось, хотя и на недолгое время, с двумя родными братьями Олены — Андреем Полоцким и Дмитрием Брянским, воспетыми все той же «3адонщиной»:

«Славий птица! абы еси выщекотала сии два брата, два сына Ольгердовы, Андрея Полоцкого и Дмитрия Брянского. Те то бе суть сынове храбри, на щите рожены, под трубами повити, под шеломы взлелеяни, конець копия вскормлени, с вострого меча поени в Литовской земле. Молвяше Андрей к своему брату Дмитрию: „Сама есма два брата, дети Ольгердовы, внучата Гедымонтовы, правнуки Скольдимеровы. Соберем себе милую дружину, сядем, брате, на свои борзые комони, посмотрим быстрого Дону, испием шеломом воды, испытаем мечев своих литовских о шеломы татарские, а судиц немецких о байданы бесерменские (басурманские кольчуги. — Н. М.)“.