Тайны Второй мировой - [137]

Несколько иначе призывал своих казаков ориентироваться на немецкий военный опыт генерал П.Н. Краснов. В «Беседах старого казака с молодыми» он ставил в пример немецкий устав подготовки пехоты, где, в частности, подчеркивалось, что в донесениях «следует выделять то, что сам видел, от того, что другой заметил или сказал, и что является предположением. Следует указывать источник полученных сведений. Предположения следует обосновывать. Неправильные и преувеличенные донесения затрудняют командование и часто приводят к ненужным жертвам». «Старый казак» убеждал подчиненных, что «толковые донесения» должны дать начальнику «точную картину того, что происходит у неприятеля», чтобы он по карте «как бы сам все это увидел»^{520}. Действительно, неточные донесения, преувеличивающие собственные успехи и потери противника, были бичом русской армии еще со времен русско-японской и Первой мировой войны. В данном случае немецкий пример мог бы иметь только положительное значение.

В номере «Добровольца» от 25 июня 1944 года радом с «письмом Зильбергорна» было помещено известное стихотворение «Всю жизнь любил он рисовать войну», подписанное инициалами К.С. Это одно из программных стихотворений Константина Симонова, написанное в 1939 году. Им поэт, в частности, открыл свой сборник 1962 года «Стихи. Поэмы. Вольные переводы. 1936–1961», вышедший в издательстве «Советский писатель». Здесь есть такие строки:

Всю жизнь любил он рисовать войну,

Беззвездной ночью наскочив на мину,

Он вместе с кораблем пошел ко дну,

Не дописав последнюю картину.

... 

Никак не можем помириться с тем,

Что люди умирают не в постели,

Что гибнут вдруг, не дописав поэм,

Не долечив, не долетев до цели. 

Как будто есть последние дела,

Как будто можно, кончив все заботы,

В кругу семьи усесться у стола

И отдыхать под старость от работы…

Эти строки, навеянные судьбой художника Василия Верещагина, погибшего во время русско-японской войны при взрыве броненосца «Петропавловск», одни из лучших у Симонова. Они в чем-то перекликаются с мыслями Мартина Хайдеггера о «последних вещах» в жизни каждого человека. Симонов прославляет тех, кто живет ради высокого долга, кто до конца следует своему предназначению и кто не может умереть как простой обыватель, пенсионером в кругу семьи. Поэт относил это стихотворение прежде всего к советским людям, в том числе красноармейцам. В «Добровольце» же «Всю жизнь любил он рисовать войну…» было помещено над фотографией немецкого экипажа танка «тигр», приготовившегося вступить в бой. Тем самым солдаты вермахта представлялись героями, готовыми до конца выполнить свой долг и отдать жизнь за победу. В скрытом же подтексте при желании можно было прочесть, что немцы обречены на гибель, подобно персонажам стихотворения. Если этот подтекст действительно имелся в виду редакцией, можно предположить, что в данной публикации отразилось присущее власовцам чувство обреченности.

Несмотря на военное сотрудничество и практически полную зависимость от немцев, власовцы, особенно в последние месяцы войны, старались дистанцироваться от рейха. Это, в частности, отразилось в лозунге, который Власов неоднократно повторял в беседах со своими подчиненными: «В Россию — с немцами, в России — сами»^{521}. В то же время подавляющее большинство коллаборационистов не имело сколько-нибудь ясного представления о национал-социализме, как не имел его, по свидетельству С. Стеенберга, знаменитый Бронислав Каминский, глава Локотской республики (одно время Стеенберг осуществлял связь между Каминским и немецким командованием).

Идеологами РОД национал-социализм для России в качестве идеологии отвергался. Это соответствовало и намерениям Гитлера. Сам фюрер неоднократно повторял, что национал-социализм — не предмет для экспорта. По утверждению Стеенберга, у власовцев «пропагандируемой целью была национальная, свободная и демократическая, но не обязательно капиталистическая Россия. Честная дружба с германским народом, который отнюдь не отождествлялся с национал-социализмом, также казалась вполне логичной, тем более что в прошлом столетии русская культура была тесно связана с германской. Многие немцы, с которыми они (Власов и его соратники. — В. С.) близко сталкивались, были противниками гитлеровской власти и друзьями русского народа, что они доказали наделе. Несчастьем и для немцев, и для русских было то, что они не могли осуществить свои идеи при диктатуре Гитлера»^{522}.

Эволюция образа Германии и немцев в сознании A.A. Власова

В мемуарах Фрелиха запечатлены рассказы командующего РОА о том, как у него формировался положительный стереотип немцев: «Я вырос в деревне. В моем уездном городе я еще подростком познакомился с первыми немцами в своей жизни. Что это были за люди! Одного звали Карл Карлович, он был аптекарь. Эта профессия совершенно соответствовала его характеру, так как он был готов оказывать помощь любому, в ней нуждающемуся. Он часто давал бедным лекарства безвозмездно или по грошовой цене. Он был всегда честен, корректен и преисполнен чувством долга. Он никогда не был возбужден и редко гневался. Русские его любили и хвалили. Его личность вызывала у меня уважение ко всем немцам.