Тайны военной агентуры - [111]

(С наступлением дня «Д» такое совпадение этих многочисленных отлучек сказалось на немецкой обороне столь пагубно, что велись серьезные разговоры о необходимости проведения расследования, чтобы выяснить, не приложила ли к этому руку британская разведка! Сам Гитлер, который находился в своей резиденции в Берхтесгадене в Баварии, оказался не более готовым к вторжению, чем его генералы. Фюрер в этот день поднялся поздно, провел свое обычное военное совещание и в четыре часа сел обедать. Кроме его подруги, Евы Браун, за столом сидело еще несколько высокопоставленных нацистов и их жен. Вегетарианствующий Гитлер прокомментировал присутствующим фрау свою безмяс-ную диету своим обычным предобеденным замечанием: «Слон — самое сильное на земле животное, и он тоже не ест мяса». После обеда все перешли в сад, где фюрер любил пить липовый чай. Между шестью и семью он вздремнул, в 23.00 провел еще одно военное совещание, после чего, уже слегка за полночь, фрау были приглашены послушать пару часов Вагнера, Легара и Штрауса.)

В это же время, когда высшие командиры, отвечавшие за оборону плацдарма от надвигающегося десанта, разъезжались по всей Европе, германское верховное главнокомандование решило убрать с побережья Нормандии последние остававшиеся во Франции эскадрильи истребителей. Летчики пришли в ужас. В качестве главной причины их передислокации объявлялась необходимость защиты рейха, который уже несколько месяцев день и ночь подвергался постоянно усиливающимся интенсивным бомбардировкам союзников. В таких обстоятельствах верховному главнокомандованию казалось просто неразумным оставлять столь жизненно необходимые самолеты на открытых взлетных полях во Франции, где их уничтожали истребители и бомбардировщики противника. Когда-то Гитлер пообещал своим генералам, что в день высадки союзников их атакует на побережье тысяча самолетов люфтваффе. Теперь это, очевидно, уже было невозможным. На 4 июня во всей Франции оставалось только 183 дневных истребителя. Из них около 160 считались в исправном состоянии, из которых 124 машины — 26-й истребительный авиаполк — в этот самый день с побережья оттягивали.

Из миллионов французов, с нетерпением ждавших по всей стране начала вторжения союзников, лишь около десяти мужчин и женщин действительно знали, что оно произойдет со дня на день. Но эти люди продолжали вести свою работу хладнокровно и осторожно, как обычно,— хладнокровие и осторожность входили в их обязанности: они были руководителями французского подполья.

Большая часть главных подпольщиков находилась в Париже. Отсюда они осуществляли руководство обширной и сложной организацией и были так законспирированы, что нередко знали друг друга лишь по условным именам, а одна подпольная группа почти никогда не представляла, чем занимается другая.

В последние дни высшие лидеры подполья получили через передачи Би-би-си сотни закодированных сообщений, в том числе первую фразу из стихотворения Верлена. Основная же масса подпольщиков ждала сигнала союзного командования для начала проведения диверсий по заранее разработанному плану. Этим сигналом явились бы две фразы: «В Суэце — жара», означавшая, что нужно взрывать железнодорожные пути, паровозы и вагоны, и «Кости лежат на столе» — сигнал к разрушению телефонных линий и телеграфных кабелей. Этим вечером, в понедельник, в канун дня «Д», в 6.30 Би-би-си передала первую фразу. Диктор объявил: «Кости лежат на столе... Шляпа Наполеона находится в круге... Стрела не полетит». Вторая ожидаемая фраза была произнесена несколько минут спустя.

Участники Сопротивления узнавали долгожданную новость от своих непосредственных командиров. Каждая группа имела собственный план и точно знала, что делать. Альбер Оже, начальник железнодорожной станции в Кане, и его люди должны были сломать станционные водяные насосы и испортить паровые инжекторы на локомотивах; Андре Фарину, владельцу кафе из Ле-Фонтена, что неподалеку от Изиньи, предстояло нарушить связь в Нормандии: его команда из 40 человек должна была перерезать массивный телефонный кабель, идущий из Шербура; Иву Грасселину, шербурскому бакалейщику, была поручена очень трудная задача: его людям нужно было взорвать железнодорожные ветки между Шербуром, Сен-JIo и Парижем. По всему побережью от Бретани до Бельгии люди стали готовиться к вторжению.

Незадолго до 9 часов вечера у французских берегов появилась дюжина небольших судов. Они шли вдоль побережья так близко от него, что моряки могли отчетливо видеть домики Нормандии. Корабли сделали свою работу и незамеченными ушли обратно. Это был отряд минных тральщиков — авангард мощнейшего в истории десантного флота.

А позади, у побережья Британии, уже рубила винтами неспокойные серые воды канала фаланга кораблей, устремившихся к берегам покоренной Гитлером Европы,— словно наконец спущенная с тетивы гнева и материализовавшаяся мощь свободного мира. Они шли строго и непоколебимо, линия за линией—всего 10 рядов в 20 миль шириной — 2727 судов всех типов и назначений. Здесь были новые скоростные боевые транспорты и тихоходные проржавевшие грузовые суда, небольшие океанские лайнеры и речные пароходы, госпитальные суда и потрепанные всеми океанскими ветрами танкеры, каботажные суда и целая туча суетливых буксиров. С ними шли бесконечные колонны десантных судов с небольшой осадкой — большие неуклюжие посудины почти 350 футов длины. Многие из этих и более тяжелых транспортов везли на себе небольшие десантные боты для первой высадки на берег — всего более двух с половиной тысяч.