Тайны тринадцатой жизни - [2]

И тут начали происходить чудеса: вдруг все воюющие государства прекращают боевые действия и выводят свои войска из малых и слабосильных стран, в которых одни продвинутые страны демонстрировали свои силовые возможности перед другими сильными странами. Вместо боевых действий могущественные страны стали демонстрировать благородство, делясь с отсталыми народами гуманитарной помощью. Оказалось, что гуманизм Смычкина, который он веками вырабатывал в себе, вдруг обрёл такое чудодейственное воздействие на весь мир.

Правители могущественных государств, оказавшись у власти и ощутивших вкус бессмертия, решили более никогда не браться за оружие, и никому, кроме своих, не доверять семейную власть, чтобы никогда не смогли оказаться у руля государства те, кто не имеют понятия о подлинном гуманизме.

Надо сказать, что со всего круга земель через Старую Качель издревле тянулись то шёлковый путь, то янтарный, то хлопковый, то газовый, то опиумный, а через них тянулись в эти места и разные народы, желая хотя бы прикоснуться к сокрытой от глаз пуповине Земли. Разные народы возмущались, что и они, а не одни только старокачельцы, хотели бы иметь возможность через эту пуповину общаться с другими мирами. Именно за обладание этой пуповиной и ненавидели старокачельцев все остальные народы, проживающие за пределами воображаемой Ойкумены. Именно поэтому другие народы объединялись в коалиции, чтобы потеснить старокачельцев с очень важного стратегического направления. Не зря говорилось: «Кто правит Старой Качелью, тот правит миром!»

Договор

Поразительный по экспрессии сувенир стоял на рабочем столе историка Дубравина: лапы хищной птицы, когти которых вонзились в гриб-трутовик. Этот образчик лесной трагедии Михаил Михайлович нашёл на дереве, когда ходил по грибы. Птицы нет, только её лапы с когтями и косточками до коленного сустава. Вероятно, молодой ястреб сел на этот трутовик и по неопытности выпустил когти, не зная, что мягкость трутовика весьма обманчива и коварна. В этом сувенире Дубравин усматривал для себя какой-то потаённый смысл, своеобразный и неведомый рунический знак; символ, вынесенный им из прежних жизней, из запредельных миров. Он, словно бы, сам по неопытности засадил когти в бытовщину и не смог потом их выдернуть…

Михаил Михайлович Дубравин отложил перо, встал из-за своего старенького письменного стола и решил пройтись по улице. Он долго работал над Историей Старой Качели, заказанной ему не кем-то, а самим Председателем. Вызвав Дубравина к себе, Председатель Старой Качели сказал ему, что в последнее время появилась тенденция закреплять в исторических хрониках все деяния разного рода сообществ, из которых состоят не только города и страны, но даже отдельные коллективные хозяйства, заводы или воинские части. Поэтому и нам следовало бы написать историю Старой Качели. Председатель ходил по кабинету в своих начищенных хромовых сапогах, и под ним поскрипывали деревянные половицы.

– Ты, Михаил Михайлович, школьный учитель, преподаёшь историю. Вот тебе и хочу поручить эту работу. Напишешь часть – приноси, почитаем, обсудим. Если понравится, то и денежки выплатим.

– А если не понравится, то я останусь без гонорара? – удивился Дубравин.

Председатель в наступившей тишине сделал несколько шагов, отчего скрип стал особенно отчётливым.

– Впрочем, я согласен потрудиться и без гонорара, – решил снять напряжение школьный учитель.

– За качественную работу заплатим по-царски, не волнуйся, – сказал Председатель, провожая Дубравина к выходу.

Вспомнив этот разговор, историк стал анализировать написанное им и мысленно раскладывать свой труд на то, что может понравиться и на то, что оплате может не подлежать. Ещё он подумал о Председателе. Тогда историк был ещё совсем молодым и несильно придавал значение характеру этого человека. Знал лишь одну его особенность: суровый, но справедливый. Все последующие Председатели, вероятно, тоже владели этими качествами, но очень редко применяли их на практике.

Смычкин-анахорет

Когда человек излишне сыт, то душа его начинает томиться от бессмысленности существования. Бедолага начинает лелеять свои обиды, подсчитывать потери от несостоявшихся дел, от несложившихся комбинаций. Он прикидывает, лёжа в гамаке с надвинутой на глаза соломенной шляпой, какие бы ему открылись горизонты, не мешай ему слишком настырные конкуренты, не тесни его своими рамками государственная опека и налоговая полиция, не одолевай его лень и хандра, не отвлекай его от великих планов всякого рода пристрастия, то бишь к вину, к женщинам, к картам, к нардам, к бильярду, к игровым автоматам и компьютерным играм, к рыбалке, опять же и к охоте, к быстрой езде, к путешествиям и к прочему экстриму.

Да, многое может отнимать время у творческого человека, к коим не без основания относил себя старокачельский поэт Владлен Валерьянович Смычкин. Всякая неудачная попытка взяться за глобальный труд, который бы восполнил величайшую брешь, оставшуюся от строительства духовного храма человечества из-за патологического нежелания общества что-либо читать, особенно нечто назидательно-поучительное, угнетала поэта, затрагивала его самолюбие. Он начинал бранить себя за слабоволие, за неусидчивость, за невероятное хвастовство, которое рождалось вместе с очередным замыслом повести или романа и пускалось в путь раньше всех, облетая местные кабаки и литературные салоны, заскакивая раньше Смычкина во все клубы и редакции. Повсюду уже идёт трёп о новых творческих планах популярного поэта, уже подаются намёки со стороны редакторов и издателей о приобретении хотя бы лакомых кусочков, а если автор соблаговолит, то и всего произведения, благодаря чему данный печатный орган только увеличит тиражи и упрочит своё общественное положение.