Тайны степи - [52]

Пока Джанжуур задавал мои вопросы, а потом переводил мне ответы, я покачивала малыша в корзинке. Он проснулся, но пока не торопился что-то требовать, лежал и улыбался. Все же замечательный мальчонка и хочется верить, что он вырастет хорошим человеком.

Наступила очередь Ниры отвечать. Она, как верная служанка, старалась приукрасить свою госпожу. По ее словам выходило, что хозяйка чуть ли не святая, а еще знатная рукодельница, которая к тому же души не чает в супруге. Так завралась, что ляпнула о том, что госпожа вышивает портрет мужа. Вот что значит недалекая женщина, ведь ее слова так легко проверить. Или она это специально говорит? Но зачем? Отвлекает от действительно важного? Кстати, она ничего не сказала о том, что ее хозяйка подолгу гуляет в саду, как-то вообще обошла этот факт стороной.

Последней допрашивали Зухру, жена у Джанжуура была весьма симпатичной женщиной, вот только налет надменности все портил. Она, конечно, при супруге пыталась изображать кротость, но как-то неестественно у нее это получалось, возможно, потому что нервничала. Как я и думала, ее рассказ о своем дне чуть ли не дословно совпадал с историей Ниры, но были и отличия. Например, при вопросе, что именно женщина вышивала, она растерялась и не сразу смогла придумать ответ. Это даже Манор заметил и помрачнел, хотя он ответы служанок не слышал. Дальше расхождений становилось все больше, пусть и в мелочах.

— Хватит лгать! Признавайся, это ты убила Ниямату?! — вскочил Джанжуур, кривя рот от ярости.

Кричал он на родном языке, но мне не требовался перевод, чтобы понять смысл. Но Пазыл посчитал иначе и перевел мне слова князя, как и последующий ответ Зухры. Она сбросила с себя маску скромной овечки и весьма эмоционально ответила мужу. Если верить телохранителю, то она обвиняла супруга в холодности, черствости, в том, что он никого, кроме своей наложницы, не замечал и что она рада ее смерти. Но настаивала на том, что непричастна к убийству. Конечно, она использовала другие выражения, больше подходящие базарной торговке, да и голос у нее был визгливый, неудивительно, что ребенок начал плакать. Это стало последней каплей в терпении правителя, и он ударил жену. Пощечина была достаточно сильная и неожиданная для всех. А судя по испугу и недоумению в глазах Зухры, раньше муж ее никогда не бил.

— Стража! Увести! — Джанжуур с трудом сдерживал ярость, на его лице было написано желание лично удавить супругу, которую он посчитал виновной в смерти любимой женщины. — Ты, тварь, сгниешь в тюрьме вместе со своей верной старухой! Но сначала ты все расскажешь под пытками палачу!

Вторая жена князя поняла, что это уже не шутки и ударилась в истерику, она бросилась супругу в ноги с завываниями, слезами и клятвами в вечной любви. Нира повалилась на пол рядом, тоже рыдая и прося милости. Малыш от этих воплей заплакал еще громче. Мне ничего не оставалось делать, как поставить корзинку на столик и осторожно вытащить ребенка. Сама собой вспомнилась колыбельная, которую я пела своим мальчишкам. Покачивая Азамата и напевая незатейливую песенку, я отошла в сторонку, чтобы младенец успокоился. Лично я была уверена, что Зухра к убийству и заговору против Джанжуура непричастна. Правда, у нее наверняка имелся другой грешок, более распространенный в семьях, где муж не уделяет внимания жене. Осталось надеяться на ее разумность и то, что она решится признаться в измене, не дожидаясь пыток.

Малыш затих быстро, то ли ему действительно нравился мой голос, то ли сыграло человеческое тепло. Ребенок был спеленат не туго, скорее просто завернут в пеленку и тонкое одеяльце. Кстати, их следовало бы сменить, судя по влажности. Но маленького Азамата мокрота не сильно тревожила, он немного повозился, а потом вытащил ручку из пеленки и начал ею размахивать. Я подставила палец, давая малышу уцепиться за него. Помню, как семейный доктор проверял рефлексы у Роберта на следующий день после его рождения. Мне тогда было так страшно доверить свое сокровище чужому человеку. Я неусыпно следила за руками доктора, боясь, что он может случайно навредить моему маленькому сыночку.

Наверное, именно эти воспоминания заставили меня заметить, что вокруг стоит давящая тишина и слышен только мой голос. Оглянулась и узрела странную картину — абсолютно все присутствующие смотрели на нас с Азаматом. Стражники и Пазыл взирали изумленно, в глазах Манора застыла подозрительность, а у жены князя с Нирой — ненависть. Сам же Джанжуур прожигал меня ревнивым взглядом, а на лице Саида тоска соседствовала с умилением.

— Малыш проголодался и его надо переодеть. — Я подошла к князю и вручила ему сына. Повернулась к Зухре и сказала: — Ну а вам, уважаемая, самое время признаться супругу в измене. Вряд ли он вас простит, но вы же не хотите отвечать за чужое преступление? Убийство — это куда более тяжкий грех, чем прелюбодеяние.

— Что вы сказали, леди Рибианна? — Князь пошел красными пятнами.

Бедненький, надо ему лекарю показаться, а то столько потрясений за последние дни. Жалко его, но в этой ситуации он сам виноват. А вот Зухра побелела и пребывала на грани обморока, еще одно доказательство, что мой язык она понимает.