Тайны Старого и Нового света. Заговоры. Интриги. Мистификации - [6]

То, что в первоначальной христианской легенде было лишь религиозной формой воплощения векового конфликта, имевшего земное происхождение и земные цели, церковь в процессе примирения с империей пыталась превратить в чисто этический конфликт, находящий разрешение в чисто духовной области. А земное основание конфликта со всемирной властью, выраженное в истории «Суда Пилата», было переиначено в столкновении с теми, кто был в равной мере врагом и церкви и империи — с иерусалимской толпой. Мировой конфликт, нашедший проявление в Древней Палестине, был превращен церковью в конфликт, имеющий земную локализацию в Палестине и духовную всемирность. И лишь впоследствии, через века, для того чтобы подчеркнуть всемирно-историческую роль христианства, церковь опять стала менять интерпретацию своего конфликта с империей, снова наделяя его чертами антагонистического, всестороннего противоборства. А уже в наши дни на II Ватиканском соборе во имя примирения церквей в становящемся атеистическим мире из числа врагов Божьих была исключена «иерусалимская толпа». С целью сближения между католицизмом и другими религиями для борьбы против прогрессивных сил современной эпохи тяжесть ответственности отныне опять перекладывалась на плечи Понтия Пилата… А то, что Иисуса изображают теперь политическим агитатором, только облегчает объяснение, что прежде всего римские власти были заинтересованы в расправе над ним.

В последние годы на Западе процессу Иисуса Христа посвящено немало книг (О. Уинтер, Х. Д. Шонфилд, У. Р. Уилсон и др.). Одними из последних попыток интерпретировать суд Пилата являются исследования профессора Манчестерского университета С. Брэндона. Этот английский ученый принадлежит к той, численно преобладающей среди западных историков и теологов группе, которая безосновательно считает доказанной историчность Иисуса и снимает вопрос о том, повествуют ли Евангелия о реально существовавшем лице. Тем не менее и эти исследователи, следуя немецкой протестантской теологии XIX — начала XX в., не склонны принимать на веру рассказы евангелистов и стремятся при помощи утонченной критики новозаветных источников составить «подлинную картину» жизни Иисуса, до неузнаваемости искаженной стараниями апологетов.

«Как бы это ни звучало иронически, — начинает Брэндон одну из своих последних монографий, — самое несомненное из известного об Иисусе из Назарета — это, что он был распят римлянами как мятежник, выступающий против их администрации в Иудее. Этот факт зафиксирован в четырех христианских Евангелиях, казнь по приказу Понтия Пилата упоминается римским историком Тацитом, писавшим в начале второго века».

Между тем и автор первого по времени Евангелия Марка, и остальные евангелисты прилагают отчаянные усилия, не смущаясь явными противоречиями и несообразностями, представить Иисуса мирным проповедником, учившим повиновению властям. Иисус оказывается невинной жертвой ненависти иудейского духовенства, которой с крайней неохотой уступила римская власть в лице Пилата. В годы проповеди Иисуса Иудея кипела возмущением: то здесь, то там вспыхивали сурово подавляемые бунты (о них подробно повествует Иосиф Флавий), набирали силу «непримиримые» — зелоты, возглавившие отчаянную борьбу против римского владычества в 68–73 годах. Обо всем этом ни слова нет в Евангелиях — и это умолчание, разумеется, совсем не случайно. Конечно, оно могло быть вызвано желанием отгородить Иисуса от всякого соприкосновения с уже ушедшей в прошлое политической борьбой в далекой Палестине, чтобы тем более оттенить его роль проповедника вечной Божественной истины. Но самое это желание изъять Иисуса из политической реальности Палестины первой половины I в. н. э. должно было, в свою очередь, быть порождено серьезными и вполне земными причинами. Характерная деталь. В числе двенадцати апостолов Евангелия указывают Симона Кананита. В Евангелии Марка термин «кананит» явно с умыслом не разъясняется — в отличие от других понятий, которые даются в переводе, что привело даже к ошибочному выведению названия «кананит» из места, откуда должен был происходить Симон (например, Каны Галилейской). Однако в Евангелии Луки (IV, 15) и «Деяниях святых апостолов» (I, 13) дается перевод с арамейского (разговорного языка тогдашней Палестины) слова «кананит», что означает «зелот». Иначе говоря, один из учеников Иисуса, если судить по его прозвищу, был сторонником партии ярых противников чужеземного господства, возглавившей позднее вооруженную борьбу против римлян. Новый завет ничего не сообщает о судьбе Симона, но существует предание, что он проповедовал христианство в Египте и Персии, где подвергся казни.

Теологи и близкие к ним представители академической науки на Западе на основании весьма шатких доводов передвигали время написания трех синоптических Евангелий (Марка, Матфея и Луки — более позднее Евангелие Иоанна стоит особняком) с 50 по 150 год н. э. По мнению ряда западных исследователей, первое из этих трех Евангелий — Марка — возникло в период от 60 до 75 года н. э. и, возможно, в Риме, а Евангелия Матфея и Луки — примерно в 80–90-е годы. Автор Евангелия Марка, созданного, по мнению Брэндона, после разгрома иудейского восстания и падения Иерусалима в 70 году, хотел избавить своих единоверцев — римских христиан — от крайне опасного тогда обвинения, что почитаемый ими Христос был одним из мятежников против римского владычества. Авторы Евангелий Матфея и Луки, писавшие уже во время, когда воспоминания о восстании потеряли свою остроту, предпочитали следовать этой, разработанной автором первого Евангелия концепции «мирного Христа». Для религии, вышедшей далеко за пределы Палестины, где первая христианская община была истреблена и рассеяна, такой образ подходил куда больше, чем представление о Христе как иудейском Мессии, Спасителе своего народа. Важно обратить внимание, что, хотя евангелисты явно стараются отчасти обелить Пилата и представить врагами Иисуса книжников и фарисеев, исторически это были как раз круги, служившие опорой римской власти. А вот о действительных противниках римлян — зелотах — в Евангелиях дипломатически не упомянуто, хотя невозможно представить, что деятельность Иисуса протекала вне связи с ними. Несомненно, что если бы зелоты выступали против Иисуса, у Марка и авторов других Евангелий были все основания упомянуть об этом. Не свидетельствует ли их молчание, что евангелисты не рискнули изобразить зелотов врагами Христа, с которыми у него было немало общего, включая и мессианские чаяния и вражду к фарисеям как прислужникам римлян, хотя эта общность вовсе не обязательно была равносильной тождеству. Обычно считают фразу Иисуса, что кесарю следует отдавать кесарево, а Богу — Божье, за согласие на уплату дани римским властям. А против этого яростно выступали зелоты. Однако фраза Иисуса явно имела двойной смысл для его слушателей. Ее можно было истолковать и так, что императору принадлежат монеты с его изображением, а отнюдь не Палестина, которая являлась Божьим достоянием в глазах всякого благочестивого иудея.