Тайны Старого и Нового света. Заговоры. Интриги. Мистификации - [141]

Наименее загадочным в «бордеро» было отсутствие подписи: шпионы не любят оставлять свою визитную карточку. Но надо добавить, что столь же мало принято у них составлять подобные описи (тем более от руки, а не на пишущей машинке!), а у руководителей шпионажа — небрежно бросать в корзину для бумаг столь секретные документы. А такой опытный человек, как полковник Шварцкоппен, даже не дал себе труда хорошенько разорвать «бордеро» на мелкие куски — оно, лишь слегка поврежденное, попало в «секцию статистики». Подобное непонятное легкомыслие Шварцкоппена было тем более необъяснимо, что «бордеро» появилось после так называемого дела Милькамп. Некая Милькамп (ее настоящее имя было Мари Форе), любовница французского разведчика Брюкера, который был связан «по работе» с мадам Бастиан, в конце 1893 года повздорила со своим возлюбленным и решила отомстить. Она сообщила французским властям, что он не заслуживает доверия, а в германское посольство — что Брюкер участвует в секретном наблюдении за немецкими дипломатами. В результате Милькамп была арестована и в январе 1894 года приговорена к пяти годам тюрьмы. Следовательно, Шварцкоппен еще за год до получения «бордеро» был вполне осведомлен, что за ним установлена слежка, и не мог не быть настороже. В этих условиях позднейшие утверждения Шварцкоппена в его мемуарах, что он никогда не видел «бордеро» и не бросал его в корзину для мусора, ряд историков считают несомненной правдой.

Разжалование капитана Дрейфуса

Полковник Пикар дает показания

Дрейфус во время суда в Руане

Однако другие, возражая этим исследователям, приводят материалы, похищенные французскими агентами у немецкого полковника и ныне хранящиеся в Национальном архиве, что свидетельствует о явной беспечности атташе в отношении служебных бумаг. Существует даже теория, что «бордеро» было написано самим Шварцкоппеном, чтобы одурачить французскую контрразведку. Сам же генеральный штаб распускал слух, что Брюкер, пытавшийся поправить свою репутацию после «дела Милькамп», изъял «бордеро» у мадам Бастиан еще до того, как документ попал к полковнику Шварцкоппену. Итак, побывало ли «бордеро» в немецком посольстве или для верности только подброшено туда и сразу же получено обратно через мадам Бастиан? Этот вопрос стали задавать уже на первых стадиях «дела Дрейфуса». Как бы то ни было, здесь заключалась загадка, на которую первоначально не обращали внимания, но которая имела очень важное значение, бросая странный свет на все «дело».

Вскоре после того как «бордеро» попало в руки руководителей французской армии, один из видных генштабистов, подполковник д’Абовиль, заявил, что почерк ему знаком. Письмо написано капитаном Дрейфусом, проходящим стажировку в генеральном штабе. Сначала, 9 октября, обратились к лучшему эксперту — сотруднику Французского банка Роберу с просьбой сличить «бордеро» с бумагами, написанными Дрейфусом. Как позднее, на процессе в Ренне, сообщил Гобер, принявшие его генерал Гонз, Сандерр, Анри и другие были заранее убеждены в виновности Дрейфуса. 13 октября 1894 года Гобер заявил, что, как ему кажется, письмо Шварцкоппену составлено другим лицом. Гобер еще изучал фотокопию «бордеро», а генеральный штаб, предчувствуя отрицательный ответ, нашел для перестраховки более сговорчивого эксперта — сотрудника парижской полиции Бертийона, которого до сих пор никто не считал серьезным специалистом, но на покладистость его вполне можно было рассчитывать. Тот в несколько часов представил нужный ответ: «бордеро», вне всякий сомнений, написано Дрейфусом. Впоследствии, когда все эти факта всплыли наружу, генералы пытались оправдать свой трюк нелепыми ссылками на то, что, мол, Гобер мог узнать почерк Дрейфуса, являвшегося одним из клиентов Французского банка, и проявить пристрастие — неясно, из каких мотивов. Зато Бертийон вполне устраивал генералов. Недаром в романе А. Франса «Остров пингвинов» Мерсье, изображенный под именем Гретока, заявляет: «В качестве доказательства поддельные бумаги вообще ценней подлинных, прежде всего потому, что они специально изготовлены для нужд данного дела — так сказать, на заказ и по мерке».

Генералам так не терпелось приступить к делу (в буквальном и переносном смысле этого слова), что, не дождавшись заключения экспертов, 12 октября вечером начальник генерального штаба генерал Буадефр вызвал майора дю Пати де Клам и сообщил ему, что военный министр генерал Мерсье принял решение об аресте Дрейфуса и ему, дю Пати, поручается вести следствие.

Мерсье приказал вызвать Дрейфуса утром 15 октября к генералу Буадефру и там арестовать. При этом один из офицеров предложил провести опыт — заставить ничего не подозревавшего капитана написать под диктовку текст «бордеро». Если Дрейфус выкажет волнение, это будет свидетельством его виновности. Не возражая против такого предложения, Мерсье тем не менее приказал вне зависимости от результатов испытания посадить капитана в тюрьму.

Утром 15 октября Дрейфуса вызвали в канцелярию начальника генерального штаба, где дю Пати, сославшись, что у него порезан палец, попросил написать несколько строк — заранее заготовленный «диктант». Пати потом неоднократно рассказывал, что, первоначально спокойный, изменник, узнав текст, забеспокоился, что отразилось и на его почерке.