Тайны смотрителя маяка - [24]

— Давайте проголосуем! — сказал я. — Кто за то, чтобы назвать наш корабль «Три поросенка»?

Все трое подняли руки.

— Если и Топа за, то принято единогласно, — оглядываясь, сказал Ванька. — Ой, а где Топа?

Топы нигде не было видно.

— Отправился по своим делам. — Я небрежно махнул рукой. — Скоро придет. Как будто ты его не знаешь?

— В общем, единогласно, — сказала Фантик. — «Три поросенка» — чудесное название.

Лодка уже где-то на треть сверкала белизной. Мы еще какое-то время работали молча и старательно, потом я сказал:

— А все-таки, наверно, не мешает спросить у отца, не норы ли чернобурок это были. Просто для успокоения совести. Хотя я уверен, что нет.

— У меня другой план зреет, — сообщил Ванька. — Что, если нам завтра с утра отыскать сына этого Птицына? Делать нам все равно будет особо нечего, ведь лодка высохнет только к середине дня. А мы могли бы его разговорить… И узнать что-нибудь этакое, чего он никогда не расскажет взрослым.

— Хорошая мысль, — одобрил я. — А ты что думаешь, Фантик?

— А я все думаю об этой видеокамере, — ответила она. — И чем больше думаю, тем больше уверена, что этот Сергей соврал. Или в камере была кассета, или камеру украли совсем не так, как он рассказывает…

— Но зачем ему врать? — Ванька нахмурился и хотел почесать затылок кистью, но вовремя спохватился.

— Не знаю, — ответила Фантик. — Но почти твердо можно сказать, что в этом вранье — ключ к загадке, почему видеокамеру вернули.

— В смысле, почему именно ее выбрали, чтобы подставить Птицына, — уточнил я. — Разумеется, зная при этом, что видеокамера вернется к хозяину… Что ж, давайте рассуждать логически. Вот я выхожу на палубу что-то снимать. Вот мне надо на секунду отойти. Я ставлю камеру, отхожу, а когда возвращаюсь — камеры нет?

— Это значит, кто-то должен был подстерегать совсем рядом, чтобы поймать такую минутку, — вставил Ванька.

— А еще… — Фантик зажмурила глаза, пытаясь поживее представить ситуацию. — Этот «кто-то» должен достаточно ясно видеть и камеру, и передвижения ее хозяина. То есть камера должна была привлечь внимание вора… может быть, издалека… Интересно, над палубой горел фонарь?

— Зачем фонарь? — сказал я. — Можно считать доказанным, что камеру поперли те же люди, которые раздели световые бакены. А бакены раздели под утро, это мы знаем. Было уже довольно светло, иначе бы смотритель заметил, что огоньки в темноте начали гаснуть. То есть если Сергей задумывал что-то снять, то под утро он не спал, как утверждает, а какое-то время был на палубе…

— Точно, соврал! — Ванька даже подпрыгнул от возбуждения.

— Тут есть еще одно, — сказала Фантик. — Отцовская камера очень плохо снимает ночью, нужна дополнительная подсветка. Он снимал, как мы сидим у костра, так у нас за спиной сплошная чернота! Камера этого Сергея, она, конечно, профессиональней, но, я думаю, и ему лишний свет не помешал бы…

— Но тогда получается, он снимал как раз в то время, когда грабили бакены! — воскликнул Ванька.

— Получается… — пробормотал я. — Смотрите, все сходится! Сергей снимает утреннюю реку, так? Воры, свинчивающие лампы, замечают, что на них направлена видеокамера, и не знают, попали они в кадр или нет. Камера, конечно, далековато, но ведь на ней можно делать и увеличение, и сильное приближение. Они тихонько подплывают поближе и воруют камеру. Забирают пленку, а камеру подкидывают в лодку Птицына, которую они нашли. И заботятся о том, чтобы камера не пропала, чтобы милиция обнаружила ее первой. Миша прав: один из воров, похожий по комплекции на Птицына, специально проплыл поближе к водному патрулю, чтобы, едва начнется шухер — из-за украденных ламп, а он начался буквально через полчаса, — первым делом обыскали лодку! Тут еще одно было: никакая шпана не полезла бы шарить в лодке Птицына, все знают, чем такая наглость может кончиться! Поэтому, наверно, камера могла бы и полдня спокойно пролежать. И вот Сергей получает камеру, открывает ее, а пленки в ней нет! И это вполне явное предупреждение: «Мы знаем, что ты нас снимал, поэтому и забрали пленку. Нам известно, кто ты такой, а если проболтаешься, тебе будет очень плохо!» Сергей отлично понимает угрозу и начинает врать, с ходу, неумело и путаясь.

— Но его друзья помогали ему во вранье, — сказала Фантик. — Выходит, они тоже поняли, в чем дело… И выходит, они все что-то видели, что-то важное! Они знают, кто воры, но будут молчать, чтобы с ними счеты не свели!

— Да, все сходится, — хмурясь, кивнул Ванька. — Одного не пойму: почему они все-таки вернули камеру, а не свистнули ее? Мигом разбогатели бы…

— Я думаю, они бы ее свистнули, если бы были уверены, что яхтсмены их не разглядели и не запомнили, — сказал я. — Но они не были в этом уверены. Вот и пожертвовали очень дорогой добычей, чтобы заткнуть рот свидетелям. Если бы они увели камеру, а в лодке оставили одну из ламп, то для яхтсменов это не прозвучало бы угрозой. И потом, если бы дорогущая камера исчезла, то яхтсмены подняли бы хай и описали милиции людей, которых видели на реке, и воров тут же поймали бы. А так яхтсменам как бы сказали: «Вот видите, вас никто грабить не хотел, вы только пленки лишились, но это пустяки по сравнению с тем, что мы вам камеру вернули, потому что вы к нашим местным делам отношения не имеете. Вот и не суйтесь в наши местные дела и ничего не рассказывайте милиции, пока мы с вами по-хорошему…» Яхтсмены отлично поняли вполне прозрачный намек.