Тайны русской империи - [145]

.

Действительно, не может ведь совесть, глас Божий, исходить из временных понятий цивилизаций, быть настолько «ручной», чтобы изменяться вослед за ежеминутными веяниями «духа времени». Поэтому за пониманием оснований истинной свободы совести необходимо обращаться к самой религии.

Примат свободы совести объявляет все религии равными и равно свободными. Свобода совести признает в религиозных вопросах высшим судьей убеждения каждой в отдельности личности. Личность, а не богооткровенная религия становится авторитетом в вопросах веры. Идея свободы совести говорит, что религия есть частное дело каждого и что потому именно и необходимо отделение церкви от государства.

Такой подход совершенно противоречит православной вере. «Христианство, — пишет профессор И.С. Бердников, — есть религия всеобъемлющая и оживотворяющая все стороны жизни. Христианин не может двоиться в правилах своей жизни, не может быть христианином только в частной жизни, а в жизни общественной держаться воззрений и правил, осуждаемых и запрещаемых христианством. Государство, состоящее из граждан, исповедующих в громадном большинстве христианскую православную веру, необходимо должно иметь и законы, согласные с духом христианского нравственного и социального учения»^{372}.

Свобода совести, как она понимается либеральной идеологией, противоречит церкви именно тем, что предлагает наделить единичную личность свободой в религиозном мире, в мире, где есть только религиозные общины, а не отдельные личности. Верующий человек в мире религии живет не один на один с нею, а в обществе, в союзе верующих людей, в церкви, а потому, становясь членом церкви, он принимает на себя обязательства, дисциплину и учение общества, которое ему преподается как живая традиция, которой нужно следовать, а не которую нужно еще сотворить.

«Что такое церковь? — вопрошает епископ Иоанн (Соколов) и сам же отвечает: — Не собрание только верующих во Христа, а общество христиан, соединенных собою единством веры и духа, которое утверждено в точном, определительном исповедании Божественного учения. Не трудно понять, что тут не может быть места независимой свободе мнений или совести. Может ли какое бы то ни было общество держаться там, где входящие в него люди не обязываются, или не считают себя обязанными следовать общим правилам, а каждый из них может иметь для себя свои правила? И это — в пределах не частных, касающихся своих дел каждого, а именно в основных идеях общества, составляющих положительные цели его? А какие цели церкви? Сохранение в мире веры Христовой, распространение Евангелия, утверждение на земле благодатного царства Христова — и в нем освящение и высшее духовнонравственное совершенствование людей»^{373}.

Отсюда, из цели проповедования православной веры всем народам во спасение и формируется отношение к другим вероисповеданиям, на основе не свободы совести, не индифферентного равного уважения всех, а деятельной духовной борьбы с неправосмыслием других религиозных систем, сопряженной хотя и с терпимостью к ним, но отрицанием за ними всяческой благодатности и спасительности, а значит, духовной вредности.

Так, например, говоря об апостольских постановлениях, владыка Иоанн (Соколов) подчеркивает: «Особенного внимания здесь требуют правила против религиозного общения христиан с иудеями, еретиками и язычниками. Какая мысль этих правил? Какой дух? Какая цель? В основе их ненадобно видеть нетерпимости, которую можно было бы объяснить только духом времени; в целях правил нет мысли произвести совершенное разобщение между людьми разноверными, мысли, которая происходила бы от религиозной суровости или от недостатка широты в любви христианской; также совсем нет в этих правилах и духа рабства, то есть нравственного порабощения человеческой воли игу внешнего закона, противовольно налагаемому на христианина из презрения к человеческой природе или ненависти в свободе. Основания и цели указанных правил — совсем другие, высшие: мы означим их одним общим названием — церковных. Нужно было утвердить новооснованную Христом церковь, дать ей прочные опоры, раскрыть и укрепить ее дух, оградить ее от всякого вредного влияния вовне, дать верный, твердый ход ее жизни к назначенным для нее свыше целям. В таких видах, кроме того, что нужно было определить, так сказать, каждый шаг юного общества христиан, определить верно и точно на пути духовного его развития, надобно было еще оградить в жизни их основания самого общества или точнее — общественности, так, чтобы это было бы действительно тело Христово и верующие были действительно живыми членами этого тела: ибо духовное преспеяние христиан и целого христианства в мире не иначе должно было и могло развиться, по мысли самого Божественного Основателя веры, как в образе и составе церкви, то есть именно духовного общества христиан, а не под видом отдельного воспитания в вере каждого христианина и всех — врознь. Что же для этой цели было нужно? Упрочить самыми крепкими связями единство веры и духа между христианами: иначе церковь не могла бы долго существовать в мире и назначение христианства не могло бы быть выполнено»