Тайны поля Куликова, или Трилистник дороги - [11]

– Афродита вышла из пены, – Вдруг вспомнила Жанна слова Сибиллы, – Нет, ты не Афродита. Вот она Афродита, – Смотря во все глаза на великолепную Малку, подумала она и, скинув одежду, бросилась в бассейн. Хотя бы быть рядом с Богиней.

После совета у Раймона и возвращения всех по домам вроде ничего не изменилось в этом мире, но у всех тех Совершенных, кто побывал на острове, залегла сумрачная складка на лбу. Что там им рассказала Малка? О чем совещались Посвященные? Так и осталось тайной. Только в новом веке каждый из них определил после этого свое место и свою долю. Не много радостного было в словах Сиятельной, судя по тому, как разлетались приглашенные. Даже старец Гасан почесав свою седую бороду, шепнул в ухо Малке.

– Знаешь, Мари, я тут подумал, ведь ты крест поставила на всех моих стараниях. Уж как я собирал, собирал их в один кулак. Даже название им дал Румский султанат-мировой властитель, а теперь понимаю, все надо рушить. Пойдет гниль по большому куску, не сохранишь. Правильно ты сказала. Мы, как крупинки соли на куске мяса. Там где соль, там гниль не идет. Потому будем рубить кусок на мелкие части, и каждый свою часть сохранить пытаться. Умна ты дочка, не в пример некоторым Совершенным, кои только о себе думают. Не отсидеться им ни за стенами высокими, ни за просторами океанскими, ни, как мне, на вершинах поднебесных. Пойду. Пойду, есть у меня среди кайов, племени дикого, не порченного, вождь один – Османом прозывается. Пойду к нему ассасинов переводить, ему править тем, что сохранять буду….Забегай, рад буду всегда. Ученицу свою приводи, гляди, и я ей, чем сгожусь. Больно долю, ты ей тяжелую уготовила. Ну, да то твои мысли. Ты у нас одна узелки завязываешь, развязываешь, а мы все свои ниточки в чужие руки отдали. Прощай не говорю. До свидания скорого. – Он поцеловал Малку и пропал.

Подошел попрощаться Роллан, как всегда в коричневой рясе с капюшоном из суровой домотканой ткани, подпоясанной вервием. В этот раз капюшон был откинут, и он прямо смотрел на остающуюся Малку, и ее ученицу. Малка обняла Мастера. Он повернулся к Жанне. Но та вдруг непроизвольно отшатнулась, прикрывшись рукой.

– Костром пахнет, – Вырвалось у нее.

– Костром говоришь? – Нехорошо усмехнулся Роллан, но тут же осекся под тяжелым взглядом Микулицы.

– Костром, – За ученицу уточнила Малка, – Ты бы убавил пыл, – Двусмысленно продолжила она.

– Не нам Господи, не нам, но имени Твоему дай славу! – Как щитом попытался прикрыться Роллан старым девизом тамплиеров.

– Бог святая Любовь, – Тоже девизом братьев Храма парировала Малка, – Угомонись брат. Жар нестерпимый от костров твоей инквизиции. Люди стонут. Малышка ведь что увидела, как ты апостольских братьев на костры посылаешь. А они братья нам, что Сегарелли, что Дольчино. А уж Каттанео оба, сестра и брат, так те вообще Посвященные, разве только, что бессмертными не станут, особенно Маргарита.

– Не тебе меня корить, – Сквозь зубы ответил инквизитор.

– Это почему не ей? – Встрял в разговор Микулица.

– И не тебе. Вспомните, сколько вы в Залесской Руси после смерти Андрея Первозванного народу выкосили. Али забыли? Напомню. Они наверно в холодных реках, куда вы их под лед живыми спускали, до сих пор стоят столбиками на дне.

– Угомонись, – Жестко сказала Малка, – Хотя есть в твоих словах… доля правды. Каждый из нас свою долю тянет, что Боги уготовили. Прости брат. Не держи зла на сердце. Своих не обижай. Помни, спрос здесь будет.

– Буду помнить Лучезарная, – Лицо его разгладилось, с губ сошла злобная гримаса, и в глазах пропал огонек костра. Он подошел, обнял Микулицу, – Не держи зла побратим.

– Ладно, уж, – Прогудел черноризец.

– Пошел я, – Роллан галантно приложился к ручке Малке, – Увидимся Мари.

– Не обижайся малыш, – Он неожиданно для всех поднял на руки Жанну, легко подбросил в воздух, поймал и расцеловал ее в обе щеки, – Придет время, я тебя своим телом прикрою от того жара, которым от меня пахнуло. Живи, хорошей. Наставницу свою слушай. Она о-го-го! – Резко повернулся и пошел прочь, наматывая на кулак конец веревки, опоясывающий его тонкую талию.

– Переживает Брат. Не так легко людей на смерть посылать, – Из-за спины Микулицы сказал Гуляй, – Да и вы хороши. Ладно, малявка, дурна еще и проста, как грош. У нее, что на уме, то и на языке. Да и не знает она ничего. А вы то. Зачем Роллана обидели, он может самую тяжелую ношу среди нас несет. Он, да Гундомер, пожалуй, в полабских землях своих. Они смерть сеют, а нам потом ее жать придется. Вот так-то. А вы им костры в укор. Костер пламя очистительное, оно души в Прий уносит. Придут другие, хуже казнить будут. Не даром он вам, Малка и Микулица, тех покойников припомнил, что вы в прорубь покидали. Он-то хоть души спасает, а вы и души погубили. Не след других корить, пока на себя не обернулся. Все мы тут не агнцы божьи непорочные. У всех у нас руки в крови. Не в укор я. А токмо для того, что бы напомнить века прошли жестокие и кровавые, а новый идет еще страшнее. Неслед нам корить друг друга за кровь пролитую. Скоро по горло в ней стоять будем. Во так. Да я не о том… попрощаться пришел.