Тайны Петербурга - [15]

Конечно, прочесть и истолковать эти надписи могли не все, но тут дело не в количестве, а в качестве. Масоны никогда не гнались за увеличением числа своих приверженцев, предпочитая тщательнейший отбор и индивидуальный подход. Они при этом ссылались на евангельские слова, которые Иисус сказал своим ученикам: «Вы есть соль земли» (Матф. 5:13). Себя они считали именно солью земли, полагая, что принадлежат к единственной подлинной аристократии — аристократии духа. Это позволяло не очень родовитым братьям забыть о социальном происхождении и ощущать свое превосходство над самыми знатными вельможами. Кроме того, эти детали масонского учения были проникнуты таинственностью (как в случае с каббалистическими надписями), а это особенно нравилось российским братьям. Если тайна увлекает тебя, не пожалей усилий для ее разгадки — вот что хотел сказать граф Безбородко молодым братьям.

Александр Андреевич приехал в Петербург молодым человеком без имени и связей в обществе. Он не знал иностранных языков, не знал французского (какой ужас!) и даже по-русски говорил с явственным украинским акцентом. За несколько лет он выучил четыре европейских языка, стал образчиком стиля, первым дипломатом эпохи, «лучшим секретарем государыни», как характеризовала его княгиня Дашкова. Он приобрел обширные познания, огромное состояние, немалое влияние при дворе и в европейской политике. Всего этого он добился сам благодаря выдающимся способностям и беспримерному трудолюбию. Надпись на его фамильном гербе гласила: «Labore et Zelo» — «Трудом и усердием». Так он понимал главный смысл масонской деятельности — «работа над диким камнем» своей души, превращение его в «камень отшлифованный», достойный лечь краеугольным камнем в основание Храма Мудрости.

Глава 4. Павел I — царственный масон

О Павел, Павел, ветвь Петрова,

Надежда наша, радость, свет,

Живи во счастьи много лет

Под сенью матерня покрова;

Живи и разумом блистай,

Люби усердную Россию…

П.И. Голенищев-Кутузов

Гатчина — небольшой городок к югу от Санкт-Петербурга — в Екатерининскую эпоху являл собой пример глухого российского захолустья. Оттуда в столицу вела всего одна дорога. О Гатчине стали говорить в Питере только тогда, когда матушка-государыня «всемилостивейше повелеть соизволила» определить туда на жительство своего единственного законного сына, наследника престола Павла Петровича. По сути, это была ссылка. Екатерина II боялась заговоров всю жизнь. Она прекрасно понимала, что подросшего Павла заговорщики могут с легкостью сделать своим орудием.

Отношения Павла с матерью всегда были очень сложными. Екатерина его недолюбливала, а все ее фавориты его презирали. В ответ он ненавидел их и боялся. Пропахшие водкой и табаком здоровяки, грубые мужланы над ним смеялись, подтрунивали, иной раз по-солдафонски. Мать же всегда им это прощала. Он рос в атмосфере насмешек, злобы, издевок и пренебрежения. Ему постоянно давали понять, что его ни в грош не ставят: его никогда не посвящали в государственные дела, с ним никогда ни о чем не советовались, мать даже забрала у него старшего сына Александра, которого воспитывала как будущего своего наследника. Павла преследовали слухи о его незаконном рождении, что он бастард, что он не сын Петра III. Его это очень ранило. Его самолюбие, болезненное с детства, со временем приобрело патологический характер.

Вместе с тем надо отдать должное Екатерине: она дала сыну блестящее по тем временам образование. Ему в наставники были определены самые просвещенные деятели той эпохи: граф Никита Панин и князь Алексей Куракин. Оба убежденные масоны, они пытались привить цесаревичу высокие идеалы «вольных каменщиков». Павел хорошо знал современную и древнюю литературу, говорил на английском, французском, немецком языках, обладал тонким вкусом, хорошо разбирался в живописи, литературе и музыке.

И все же, как писал о нем современник, «в темном пламени страстей его души сгорели все прекрасные задатки». Павел вырос натурой противоречивой. В нем сочетались взаимоисключающие черты, качества и идеи. Он был по-детски доверчив и болезненно подозрителен, был ярым русофилом и одновременно убежденным западником, разрабатывал великие прожекты и стремился вникнуть в самые мелкие детали. Павла отличала необыкновенная тяга к пышным титулам и театрализованным действам, любовь к замысловатым ритуалам. В мечтах он видел себя рыцарем без страха и упрека вроде короля Артура.

Самым ярким впечатлением в его жизни было путешествие по Европе, в которое он отправился в октябре 1781 года под именем графа Северного с высочайшего соизволения матушки-императрицы. Сам он сравнивал свое турне с Великим Посольством Петра I. Но если его прадеда интересовали на Западе в основном верфи, мастерские, фабрики, научные лаборатории, то Павла привлекали в Европе средневековые рыцарские замки и пышные приемы. Его принимали в лучших европейских домах, понимая, что он — будущий наследник русского престола. И Павел оставил вполне благоприятное впечатление.

Одна из самых знаменательных встреч произошла во Франции: Павел, его жена, немецкая принцесса София-Доротея Вюртембергская (в православии Мария Федоровна), и теща были представлены властителю дум тогдашней Европы, кумиру московских и питерских масонов самому Луи Клоду де Сен-Мартену. Затворник Сен-Мартен согласился на эту встречу только благодаря привезенным Павлом рекомендательным письмам от верхушки российского масонства. К тому времени цесаревич уже состоял в рядах вольных каменщиков. В ложу «Трех глобусов» Павел Петрович вступил в 1781 году в Пруссии, став таким образом первым в России членом царской фамилии, принадлежащим к братству. Павел никогда от масонства не отрекался, всегда декларативно дорожил его идеалами. После коронации он даже некоторое время демонстративно обращался к российским масонам «брат». Но на практике масонская идея свободы, равенства и братства была ему абсолютно чужда.