Тайны Палм-Бич - [6]

Это касалось еще одной проблемы, о которой говорил Шоу за завтраком.

– Обратите внимание, как они относятся к титулам. Я встречал вполне взрослых женщин – да что там, престарелых дам с аристократическими манерами! – у которых подгибались колени, когда называлось имя какого-то несчастного европейского графа или герцога. Видел вроде бы цивилизованных людей, которые готовы были перегрызть друг другу горло ради того, чтобы получить возможность сыграть в поло с принцем Чарльзом или оказаться во время обеда рядом с принцессой Дианой. Почти так же они относятся к голливудским звездам. Когда Элизабет Тейлор остановилась у меня (она давала бенефис в пользу больных СПИДом), я неожиданно стал самым популярным человеком в городе. Ну прямо как маленькие дети!

Когда Мег подъехала к отелю «Бурунье», перед ее глазами снова возникла картина – Эштон Кенделл и загорелый мужчина на моторной лодке. Она до сих пор видела их переплетенные тела и помнила выражение лица Эштон Кенделл. На нем были написаны ужас и ярость. Мужчина выглядел откровенно-ошеломленным. Мег не знала этого мужчину, но была уверена в одном: это не граф Монтеверди, хотя лодка принадлежала именно графу. И это не была победоносная моторная лодка, на которой граф выиграл гонки в этом сезоне. Мег проделала большую изыскательную работу, изучая этих людей и их мир, и знала, что гоночную лодку не стали бы держать в воде. Словом, это была другая дорогостоящая игрушка, которую он приобрел для собственных развлечений. Ну и, очевидно, для развлечений жены.

Внезапно Мег разобрал смех. Нужно отдать должное Эштон Кенделл. Умудриться изменить мужу среди бела дня на лодке, принадлежащей ее мужу, с портовым служащим, механиком или с кем-то еще из обслуживающего персонала! Безрассудство поступка впечатляло. Эштон Кенделл была либо слишком смелой, либо слишком одинокой.

Затем перед мысленным взором Мег мелькнул еще один образ. Она увидела, как двери, которые только начали открываться перед ней, снова захлопнулись, люди, согласившиеся было принять ее у себя, вновь стали недоступны, а если учесть, насколько дружны между собой Хэнк Шоу и графиня, все ее задание стало ей видеться в густой пелене дыма.

Эштон нажимала на кнопки телефона костяшкой указательного пальца, чтобы не испортить маникюр. И делала она это так, словно перед ней было гладкое, на вид такое невинное лицо женщины-фотографа.

– Добрый день, отель «Бурунье», – услышала она голос оператора на другом конце-линии.

– Это графиня Монтеверди, – заявила Эштон. – Соедините меня с… – Она посмотрела на лежащее у нее на коленях письмо. Слава Богу, что она лишь отложила в сторону письмо с просьбой, а не выбросила его. – С Меган Макдермот.

Эштон услышала щелчки переключений, затем гудок. Один, два, три… Всего Эштон насчитала восемь гудков.

– Прошу прощения, – снова раздался голос оператора. – Мисс Макдермот, по всей видимости, нет в номере. Вы хотите оставить ей сообщение?

– Передайте, что звонила графиня Монтеверди, – резко бросила Эштон. – Скажите, что графиня хочет ее видеть. Немедленно, – добавила она после паузы и швырнула трубку на рычаг.

Она встала и зашагала по спальне, не видя ничего вокруг. Она не замечала ни нежной гармонии приглушенных красок, ни элегантных линий мебели восемнадцатого века, ни громадной роскошной кровати. Вся комната, как и дом в целом, была образцом пышного стиля в духе Нины Кэмбелл. Все призвано было радовать глаз и нежить тело. Каждый предмет должен был создавать комфорт и доставлять эстетическое удовольствие. Сейчас Эштон ничего не замечала. Она была ослеплена яростью. И еще страхом.

Лучше бы она вообще не ходила в док. Карлос был великолепен. Даже более чем великолепен. Она почувствовала, что ее охватывает жар при мысли о нем. Эти широкие коричневые от загара плечи на фоне лазурного ясного неба, когда он наклонился над ней… Эти умные, нежные руки, чувственный рот……

Он рассмеялся, когда узнал, что она прежде не занималась любовью в моторной лодке.

– Но ведь вы жена гонщика, – сказал он. – А граф… – Он оборвал себя, на его смуглых, загорелых щеках появился румянец.

– А граф хвастается своими сексуальными подвигами в лодке, – закончила за него Эштон.

Она выросла среди спортсменов, страстно влюбленных в шлюпки и лодки. Ее отец и дядя увлекались парусными, а муж – быстроходными судами, и она знала истории, которые они рассказывали о своих лодках. О том, что могут управлять ими большими пальцами ног, делая в это время руками что-то другое, о том, что не собьются с курса во время полового сношения, о том, какому риску подвергаются уязвимые части тела, поскольку могут сильно обгореть либо получить травму или занозу. В лодке у мужчин почему-то начинала с особой силой проявляться сексуальность. Может, это объяснялось тем, что им приходилось стоять, упираясь ногами, как бы противодействуя встречному движению волны. Может, появлялись чувство гордости и возбуждение оттого, что они покоряют стихию. Какова бы «и была причина, Эштон знала конечный результат и знала, что Алессандро не был исключением. Однако мужскую доблесть он демонстрировал не ей. Во всяком случае, с, тех пор как они поженились. Возможно, именно по этой причине она в то утро, после телефонного разговора с доктором, направилась к причалу, чтобы найти Алессандро. У нее теплилась надежда на то, что все можно исправить. Она пыталась найти подходящие место и время, для того чтобы сказать ему то, что должна была сказать по совету доктора.