Тайны одного парижского бульвара - [21]

Понемногу другие дамы также удаляются, остаются всего лишь трое, разговаривающих с Наташей, а также её пристяжная – длинная жердь, искоса поглядывающая на три оставшихся печенья в ожидании момента, когда одна из собеседниц возьмет одно, чтобы тут же решить судьбу следующего на очереди. Соня и я обмениваемся все более и более вялыми репликами. Наконец, три печенья исчезают, и три задержавшиеся дамы – тоже. Наташа сопровождает их до лестницы. Я поднимаюсь со своего кресла и говорю:

– Прекрасно, Соня, я была счастлива познакомиться с вами и надеюсь, что мы еще встретимся. Но сейчас мне нужно идти.

– Нет, – говорит Соня.

Она почти кричит, и я смущенно гляжу на нее. Она придает своему лицу любезный вид, улыбается, жеманится и говорит своей вернувшейся компаньонше:

– Наташа, дорогая, я уже представила вам эту юную персону, не правда ли? Элен.

Наташа утвердительно кивает головой. Она слишком хорошо воспитана, чтобы сказать мне: "А вы чего еще тут околачиваетесь? Здесь больше нечего жрать". Но она только думает так, причем по-русски, что, наверняка, здорово повышает крепость выражений.

– Мадемуазель – начинающая журналистка, – объясняет Соня. – Я думала...

Дальше она говорит, что она думала: репортаж в парижском стиле, типа диалога между воздушным бюстгальтером и трусиками с воланами.

– Я совершенно дошла, – говорит Наташа и валится в первое попавшееся кресло. – Я дошла. И просто мечтаю помочь вашей молодой подруге...

– Да, безусловно, – замечает Соня, – это будет для нас небольшой рекламой.

– Я дошла, – повторяет Наташа.

Она поднимается, идет к опустошенному буфету, который убирают официантки, берет стакан, бутылку водки и позволяет себе хорошую казачью порцию. Затем смотрит на меня и говорит:

– В другой день, если вы не против, я расскажу вам все возможные анекдоты, которые только можно себе представить... и, поверьте мне, особенно пикантные, но сегодня я дошла до ручки.

– Я тоже вся как поломанная, – говорит Соня, – да к тому же еще эта грозовая атмосфера, эта подготовка коллекции, эта презентация, лихорадочная атмосфера – убийственно. Но вы знаете, Наташа, как я с этим борюсь, если я не хочу болеть целую неделю. Мне нужно что-то отвлекающее, чтобы снять мою усталость. Мадемуазель Элен явилась как раз кстати, чтобы создать для меня это отвлекающее средство, помочь мне расслабиться. Рассказать ей любопытные детали нашей профессии, дать ей нужные элементы для газетной статьи... или для серии оригинальных статей... я чувствую, что это будет мне во благо. Почему бы нам не пригласить её к себе на ужин?

Она поворачивается ко мне:

– Вы свободны? Я отвечаю, что да.

– Ну, хорошо, всё должно устроиться. Что скажете вы, дорогая Наташа?

Наташа, которая уже успела принять еще порцию водки, сваливается в другое кресло. Возможно, первое было недостаточно комфортабельным. Она делает рукой жест, означающий, что она дошла и что ей наплевать на все.

– Делайте, как хотите, Соня. Я никогда не смогу понять этот способ лечения: снимать одну усталость другой. Но в конце концов, если у вас такой темперамент... Но не рассчитывайте, что я буду оживлять вашу беседу. Я чувствую, что засну над своей тарелкой, спасибо еще, что я способна вести машину.

– Прекрасно, – говорит Соня, – вы увидите, что присутствие гостьи пойдет и вам на пользу, Наташа.

– Сомневаюсь. Я уже сплю.

– Но нет же, нет!

– Что за день! Но что поделать, такая уж профессия.

– Я позвоню Ольге, чтобы она добавила один прибор.

– Подождите, – вопит Наташа. – Не будьте же русской до неприличия. А вы подумали, как мадемуазель вернется в Париж?

– Поезда ходят до часу ночи, а от нас до станции два шага.

– Вы живете далеко? – спрашиваю я.

– В Со. Вы знаете?

– Да, но еще лучше я знаю Робинсон. Я часто ходила туда танцевать.

– А! Робинсон! – вежливо говорит Наташа.

– Извините меня, – говорит Соня и выходит. Наташа испускает душераздирающий вздох.

– Наверно, вы находите нас эксцентричными, импульсивными, не правда ли?

И, не давая мне времени ответить, она вздыхает еще раз и добавляет:

– Это по-русски. И еще две русские особенности – словоохотливость и гостеприимство. Вас ждут? Я не хочу сказать, именно сейчас. Сегодня ночью?

– Никто меня не ждет. Я могу распоряжаться всей ночью, как мне заблагорассудится.

– Прекрасно, тем лучше для вас, малышка, поскольку я очень сомневаюсь, что вы поймаете ваш поезд, даже этот последний, в час ночи. Вы не знаете, что это такое – затеять дискуссию с русской. Это самые болтливые люди на земле, а при условии, что поблизости стоит самовар, они практически остановиться не могут, и часы бегут так, что вы и не заметите. Когда приедем ко мне, я скажу Ольге, чтобы она приготовила комнату для гостей.

– Я не хотела бы вам мешать...

– Вы мне не помешаете. Я дошла, говорю я вам, и рано пойду спать. Я попрошу вас только меня извинить и не сердиться. Соня в вас влюбилась, не знаю почему. Это каприз, такое часто на неё находит, когда она устала. Я ей не перечу, а то еще, чего доброго, она впадет в депрессию. Она очень устала, и, кроме всего прочего, в последнее время она стала странной. Ничего особенного в этом нет, ведь мы потеряли свои корни...