Тайны Норы - [9]

Несколько дней спустя из Алжира вернулась мать. Я повсюду следовала за ней по пятам — настолько нуждалась в ней.

Мне не хотелось еще раз испытать подобное. Было стыдно, и то, что случилось, стало моей тайной. Я боялась того, что может произойти, если я заговорю. Отец предупредил меня, и он не шутил. Но чего я боялась больше всего — он пригрозил навсегда разлучить меня с матерью и отдать приемным родителям. Я бы не пережила этой разлуки, этого разрыва. Перечитывая эти строки, я начинаю дрожать и чувствую тошноту. У меня нет сил, я на грани, не могу больше быть той, кем являюсь, — я словно душа, заключенная в теле, которое ей больше не принадлежит. Когда меня видят улыбающейся и воодушевленной, люди даже не подозревает о моем прошлом. Но для этого я вынуждена постоянно бороться сама с собой.

Я делала все возможное, чтобы избегать этого человека. Я проводила почти все время вне дома. Старалась не оказываться наедине с ним. Мои друзья стали больше значить для меня. С ними я чувствовала себя в безопасности, они помогали забыть то, чего я стыдилась, ведь отчасти я винила себя в том, что произошло.

Мой отец перестал быть моим отцом. Я боялась его, избегала. Я возненавидела его всеми фибрами души. Он потерял в моих глазах уважение.

А вот еще одно воспоминание о нем, которое лишь подтверждает, что он достоин презрения.

14 июля 1990 года. Мне уже исполнилось десять лет. Этот праздничный день[4] был очень жарким. Мой старший брат Амир проводил каникулы вместе с нами в Париже. Как обычно по субботам, вечером мать собрала нас на барбекю в саду позади дома. В тени раскидистых деревьев я чувствовала себя счастливой. Со стороны казалось, что вполне нормальная семья собралась на трапезу. Мать великолепно готовила печеную домашнюю колбасу! Амир, Мелисса и я ждали начала праздничного обеда, истекая слюной от нетерпения.

— Мама, когда же мы будем есть? Уже шесть часов вечера! Я голодна.

— Скоро, мой ангел. Если твой отец не появится здесь через пятнадцать минут, начнем без него.

Сказано — сделано. Через пятнадцать минут мать поставила перед нами тарелки с таким долгожданным печеным мясом. Это был грандиозный ужин с блюдом, которое я обожала, в обществе самых дорогих мне людей. Я чувствовала себя, как в раю. Тем более что рядом не было отца. Его отсутствие позволило нам наслаждаться минутами счастья, расслабиться, не боясь его вспышек гнева. Амир не знал о таких качествах отца: он ни разу не был свидетелем ужасных сцен.

После еды нам разрешили пойти к моей подруге, которая жила на соседней улице возле площадки для фейерверков. Было девять часов вечера, и мы с нетерпением ждали начала спектакля. Наконец первая вспышка осветила небо. Огни, разноцветные и ослепительные, сменяли друг друга. «Ого! Ух ты!» — кричали восхищенные зрители. Последние огненные зигзаги и звуки петард заставили нас зааплодировать. Да, это было незабываемое шоу, а в детских глазах оно казалось грандиозным и феерическим.

Мы вернулись домой в приподнятом настроении, хотя и со слипающими от усталости глазами. Мать, наслаждаясь чаем с мятой, ждала нас в салоне. Праздник закончился, и я поднялась к себе в комнату.

Посреди ночи меня разбудил странный звук из сада. Я прислушалась: несколько незнакомых людей говорили о чем-то наперебой, слышались вскрики и ругательства. Я поспешно подошла к окну. Огромная луна освещала сад. Кричал какой-то человек. Я узнала своего отца!

— Не трогайте меня! Не трогайте меня!

Я различила маленькую женскую фигуру — без сомнения, это была моя мать, а рядом еще трех человек. Двое полицейских — мужчина и женщина — с трудом удерживали моего отца, который извивался всем телом, стараясь вырваться. Неподвижная, закрыв руками лицо, мать просто стояла и ждала, что будет дальше. Может, она надеялась, что они заберут его? Не знаю, о чем она думала тогда, но я этого желала от всей души. Он этого заслужил. Я кипела от гнева и стыда.

— Пустите меня, говорю же, пустите! — кричал отец. Он говорил очень громко, язык у него заплетался.

— Мсье, вы пойдете с нами в полицейский участок.

— Не пойду. Оставьте меня в покое!

— Немедленно успокойтесь, иначе мы вынуждены…

— Ладно, я спокоен… Вы можете идти. Полицейские повернулись к моей матери, чтобы узнать ее мнение.

Я не понимала, что происходит. Почему отец кричал? Почему его хотели отвести в участок? Он нарушил закон? Если он избил мать, как это часто бывало, почему они оказались в саду?

Я решила пока не выходить из комнаты. В это время я услышала, как мать говорит безразличным тоном:

— Вы можете идти. Теперь, когда он успокоился, думаю, все будет хорошо. Спасибо вам за помощь.

Как всегда, она боялась радикальных поступков по отношению к отцу. Ее пассивность — возраст уже позволял мне это понимать — вызывала у меня приступы гнева. Я не хотела быть такой же покорной женщиной, как она тогда. Так хотелось, чтобы она научила усмирять агрессию, душившую меня.

Хлопнула дверь. Мать поднималась, плача и вздыхая, а за ней шел отец, который ее о чем-то просил, что было необычным и не предвещало ничего хорошего. Любопытство победило, и я вышла им навстречу.