Тайны красного моря. Морские приключения - [145]

Я отхожу в сторону, делая вид, что пришел сюда лишь для того, чтобы поглядеть на этих щеголеватых джентльменов в новеньких шлемах и на мисс в светлых туалетах.

Обеспокоенный ледяной неприступностью Хейдина и раздраженный нашествием стада туристов, я удаляюсь на свою фелюгу. Я провожу на ней целый час, когда какой-то мальчишка окликает меня с берега. Его прислал Хейдин: он ждет меня в одиннадцать часов в полицейской конторе на пароходном причале.

* * *

Сомалийские аскеры в караульном помещении, расположенном на первом этаже, знают меня и, не дожидаясь каких-либо объяснений, отводят меня на второй этаж в рабочий кабинет шефа.

Я с облегчением опять вижу добродушное лицо Хейдина. Едва уловимая улыбка обещает какие-то добрые вести.

— Я не хотел говорить с тобой на пристани. Надеюсь, ты понял почему… Вот что я узнал. Твой Абди находится где-то на горе «Крепостные стены». Ранен он или мертв, я не знаю. Отправляйся туда немедленно, я дам тебе свою собаку. Это отлично выдрессированный сеттер. В твое распоряжение поступит также мой бой. Приехав на место, ты дашь собаке понюхать одежду, принадлежащую Абди, например, его грязную рубаху, остальное предоставь ей. Хотя прошло уже два дня, собака может тебе пригодиться.

— Но что ты сумел узнать? — спрашиваю я.

— Рассказ занял бы слишком много времени, и потом сейчас это бесполезно. Все будет зависеть от того, чем закончится твоя попытка найти Абди. Не бери слишком много людей, чтобы не возбуждать повышенный интерес к себе… Встретимся вечером. Боя с собакой ты захватишь по пути к семафору в час дня.

XXII Каземат

В полдень под палящим солнцем мы трогаемся в путь. Я посылаю на сушу Мухаммеда Мусу для встречи с боем Хейдина, который будет ждать его, поднявшись до середины склона горы «Крепостные стены», названной так потому, что на ней сохранились развалины недостроенных оборонительных сооружений.

Я же вместе с Габре, Салахом и юнгой Фарой плыву на хури, чтобы меня не заметили с дороги в час, когда все европейцы обычно совершают сиесту.

Мы встречаемся в середине этого вулканического гребня уже в третьем часу. Едва заметная тропинка петляет среди базальтовых глыб. Мои люди, идущие босиком, едва выдерживают прикосновения своих подошв к раскаленным камням.

Высунув свой непомерно длинный язык, собака учащенно дышит. Хвост, подобранный под себя между задних лап, говорит о том, сколь малоприятна для нее эта экскурсия.

Я извлекаю фуфайку Абди. Умное животное сразу же оживляется, словно понимает, зачем его взяли с собой. Я иду к разрушенной стене, которая должна была стать когда-то частью фортификационной системы.

Уткнувшись носом в землю и подрагивая хвостом, собака обследует местность тот тут, то там. Я понимаю, что пока она не напала на какие-либо следы и ищет наугад.

Наконец мы добираемся до старой стены. Она не производит впечатления слишком ветхой и, похоже, частично была разрушена с помощью взрывчатки. Руины образуют своего рода обходный путь, где идти удобнее, чем по соскальзывающим вниз горным камням.

Итак, мы движемся по этому проходу, в то время как неутомимый пес рыскает туда и сюда среди нагромождения обугленных камней.

Мы находимся на высоте более трехсот метров над уровнем моря: бухта раскинулась у нас под ногами, со всеми ее кораблями у пароходного причала, маленькими островками, где расположились санитарные здания, склады угля, заводы.

Здешние жители, англичане или туземцы, кажется, не замечают этих адских гор, точно они никогда не смотрели вверх, и ни одному человеку ни разу не пришло в голову свернуть с дороги и войти в это живописное безлюдное пространство.

Здесь, в трех километрах от города, мы ощущаем себя такими же забытыми, как в глубине пустыни Дахна[63], где птицы умирают раньше, чем успевают ее перелететь.

Понемногу я теряю всякую надежду и по лицам своих матросов вижу, что они почти не верят в успех этого безрассудного предприятия.

Собаки не видно уже несколько минут. Я то и дело посвистываю. Наконец она подает голос. Сердце колотится у меня в груди от волнения, когда я бегу туда, откуда донесся ее лай. Но, хотя я слышу ее хорошо, мне все еще не удается ее увидеть. Габре окликает меня:

— Иди сюда! Вон там, — говорит он, показывая на неглубокую траншею, вырытую пониже стены.

Я вижу массивную дверь, наполовину заваленную обломками горных пород.

Собака стоит там и лает на нее.

Передо мной один из бывших казематов, многие из которых сохранились до сих пор.

Мы кричим: «Абди! Абди!» От волнения я теряю голос, колени дрожат, я с трудом держусь на ногах.

И тут из глубины каземата до нас доносится сперва приглушенный, а затем все более громкий, словно человек уже подошел к самой двери, голос:

— Я не могу открыть, там камни!..

Ну да, я и без него знаю, что дверь придавлена камнями, да еще какими! Однако они оказываются не более чем пушинками — такие отчаянные усилия мы прилагаем. Через пять минут дверь освобождена от обломков, и Абди выходит наружу, неузнаваемый, покрытый землей, каким-то сором, паутинками, ослепший от яркого света, но улыбающийся.

— Аль-хамдуллах! — Были его первые слова. — Какая жуткая темница! Я…