Тайны инков - [132]

Информант(ы) Муруа начал(и) с достижений Инки Пачакути: завоеваний и религиозной реформы посредством реорганизации поклонения уакам. Затем они объясняют, почему Пачакути предпринял эти шаги. Сделав это, они переходят на язык мифологии. Или, быть может, точнее, они объясняют, что Пачакути действовал и думал с точки зрения мифологии.

Повесть открывается предзнаменованиями бедствия. В течение тридцати дней и тридцати ночей лили неземные дожди. Стоял ли мир на краю, гибели? Из других источников нам известно, что существовало предание о первых годах царствования Инки Пачакути. Они были необычайно трудны. И Пачакути Ямка, и Гуаман Пома говорили о разрушительной засухе.

«В те дни был великий голод, который продолжался в течение семи лет, и в течение всего этого времени семена не приносили никаких плодов. Многие умерли от голода, и рассказывали даже, что некоторые ели своих собственных детей».

Выражая почти что с ликованием то, что приключилось с ненавистными инками в царствование Инки Пачакути, Гуаман Пома писал:

«В то время приключилось великое число смертей среди индейцев от голода, жажды и чумы, потому что в качестве наказания Бог отказывал им в дожде на протяжении семи лет, некоторые говорят, что в течение десяти лет. Были потопы, землетрясения и много штормов, а ныне все заняты тем, что оплакивают и хоронят мертвых».

В таком случае вполне вероятно, что начало царствования Инки Пачакути сопровождалось великой засухой. Это вряд ли благоприятствовало новому царю. Он сердился на своего отца, Инку Виракочу. Он не желал подчиняться фаталисте-кому видению. Его собственная мать делала ему наставления о его обязанностях по отношению к религии Виракочи. Однако он не мог решить, что делать. Он стремился одерживать победы над всеми опасностями на полях сражений, но крестьянство в долине Куско и за ее пределами кололо ему пятки. Так как силы истории закружили его в водовороте, он испытывал разочарование и нерешительность. Согласно Бетансосу, перед решающим сражением с чанкас Инке Пачакути явилось видение победы. Поначалу он подумал, что в его видении была фигура Виракочи, но позднее, при планировании строительства храма, он изменил свое мнение и решил, что фигурой в его видении должно быть Солнце. Создавалось впечатление, будто ангелы войны и милосердия — тень Уари и свет Тиауанако — расселись на плечах у царя, нашептывая ему то в одно ухо, то в другое. И сами силы природы, будто сговорившись, подбрасывали ему засуху, смерть и чуму — пращами и «стрелами» Аучи, планетарного проявления Виракочи, бога Справедливости. Призрак Виракочи витал над Куско.

И именно об этом повествует рассказ Муруа. Одетый в такую же красную одежду, в которую Инка Виракоча облек жречество, призрак витал над городом. И он нес посох. Инка Пачакути вышел, чтобы встретиться с ним у места под названием Сапи. Сапи называлось городище выше Куско, откуда каждый январь инки выпускали водяной поток, который нес пепел ежегодных жертвоприношений Виракоче (Приложение 1). А теперь им грозил потоп иного рода, потоп со всею ужасающей силой неизбежности. Инка Пачакути был поставлен на колени. Он пошел просить Виракочу остановить воды погибели.

Миф недвусмысленно проясняет природу этого потопа. Виракоча в другой руке нес трубу из раковины. Здесь, как я понимал, подтверждались мои догадки. Угрожавший потоп произойдет в декабрьское, солнцестояние. Вход на землю усопших вот-вот будет смыт. Казалось, что момент свершения ужасного пророчества Инки Виракочи о полном разрушении андской религии был уже не за горами. Раковина была символом входа на землю усопших. Виракоча возвратился в своей ипостаси Властителя Преисподней.

Эта же символика фигурировала и в ацтекском мифе о Кецалькоатле. Властитель и Властительница Миктлана дали раковину Кецалькоатлю как испытание, чтобы войти, и эта пара была «маской Ометеотля», гермафродитного ацтекского Сатурна, «матери богов, отца богов, старого бога / распростертого в пупе земли /…Властителя огня и времени». Аналогичным образом мы встречаем такой же образ бога у майя. В Паленке, когда усопший царь погружался в ворота преисподней между панцирями раковины, заходящее солнце декабрьского солнцестояния бросает свои лучи на Бога L, которого Келли отождествлял с планетой Сатурн в ее проявлении как Властителя Преисподней. Наконец, такое толкование значения раковины Виракочи полностью подтверждается тем фактом, что в конце повести Инка Пачакути решает реорганизовать календарь так, чтобы год начинался точно в декабрьское солнцестояние. Эта история не оставляет относительно этого никаких сомнений; центром каждого зловещего предзнаменования является декабрьское солнцестояние.

Хотя повествование Муруа и подтверждает обоснованность моих подозрений относительно астрономической основы инкского пророчества, оно не смогло решить — и даже, похоже, усугубило — уже встречавшийся главный парадокс. Статус пророчества снова оказывается совершенно неясным. Пачакути молит Виракочу не дуть в трубу, потому что, как он говорит, хочет предотвратить пачакути. В следующий раз он объявляет