Тайны и герои Века - [70]

Как я уже говорил, мне посчастливилось встречаться с людьми из разных философских и политических кружков. В православной среде, так как я в юности прислуживал в главном соборе Александра Невского, хочу отметить Петра Евграфовича Ковалевского (автора замечательных записок о русской эмиграции). Петр Евграфович был философом, богословом, знатоком русского языка и литературы, играл важную роль в русском масонстве во Франции. Также преподавал в семинарии Сергиевского подворья и знал все русское духовенство, начиная с митрополита Евлогия, которого уважала вся эмиграция.

Мне довелось встречаться с владыкой Иоанном Шанхайским и Сан-Францисским и даже прислуживать ему. Он был в синодальной церкви, а теперь прославлен Архиерейским собором РПЦ в лике святителей. И надо признаться, он был человеком необыкновенным. Невысокого роста, всегда в открытых сандалиях, с длинной бородой; ему приписывали ношение вериг. Он никогда не спал на кровати, а только на кресле. Несмотря на плохое знание французского языка, он умел добиваться своего перед французскими бюрократами. Говорили ему: «Шефа нет». Он отвечал: «Ничего, подожду» — и садился на видном месте. Мог просидеть долго. Молился. Обычно через какое-то время шли за начальником, чтобы отделаться от «этого старого сумасшедшего». Благодаря ему в Парижском регионе выжили кадетский корпус для детей и детский дом в пригороде Парижа, в местечке Шалифер. Там он спас мальчика, который, по мнению врачей, не мог выжить. Он его взял без сознания и с очень высокой температурой и всю ночь молился, рассказывали свидетели и родители. Утром мальчику стало лучше, и он выздоровел. Это одно из чудес, благодаря которому владыку канонизировали. А мальчик стал французским дипломатом и даже был некоторое время генеральным консулом в Петербурге.

Очень многим русские дети третьего поколения, как я, обязаны белому офицеру Николаю Федоровичу Федорову. Он был одним из создателей организации «Витязи». Затем стал «ответственным руководителем» этого союза, который способствовал сохранению русского языка, культуры и религии среди молодежи.

Кроме того, у меня была возможность общаться с Еленой Венедиктовной Каплан. Она была дочерью знаменитого историка Венедикта Мякотина. Елена Венедиктовна работала в русском фонде Библиотеки современной международной документации, продолжила деятельность в Тургеневской библиотеке, которую основал сам писатель почти два столетия назад. Уход Елены Венедиктовны ставит под угрозу существование этого «осколка русской истории». Елена Каплан также занималась обзором печати восточноевропейских стран и помощью политическим беженцам.

Я с ней встретился в начале 1970-х годов благодаря моему хорошему знакомому, анархисту Николаю Лазаревичу. Он также покинул Советскую Россию — был выдворен большевиками. Николай Лазаревич был близким другом Пьера Паскаля, бывшего французского офицера, который перешел на сторону большевиков, сохраняя свою католическую веру. Пьер Паскаль стал одним из ведущих славистов во Франции благодаря своей докторской работе, посвященной протопопу Аввакуму. Он нашел рукописи Аввакума, работая в архиве Коминтерна! Пьер Паскаль, на мой взгляд, был лучшим переводчиком текстов Достоевского.

Также знал Елизавету Порецкую, вдову Игнатия Рейсса, бывшего деятеля ЧК — ОГПУ — НКВД. Рейсс смог убежать из Союза, но не перешел на службу к западным спецслужбам, оставаясь антикапиталистом. Бывшие коллеги по ОГПУ убили Рейсса в Швейцарии по личному распоряжению Сталина с помощью белых эмигрантов, подкупленных советскими спецслужбами, которые также убили сына Троцкого, Льва Седова, в парижской клинике и участвовали в похищении Миллера и Кутепова. Мои «белогвардейские» корни очень пугали вдову Рейсса, которая тогда опубликовала интересное свидетельство о своей жизни «Наши». С ней я хотел встретиться для написания дипломной работы. С рекомендациями Лазаревича и Паскаля она меня приняла. Но даже спустя 40 лет после убийства мужа она еще боялась и никогда не шла передо мной. С другими русскими не общалась вовсе.

Сам Лазаревич тоже был неспокойный малый. Ему было за семьдесят, когда мы общались. Он тоже жил в России после революции, но его выдворили после Кронштадта и его «левой» профсоюзной деятельности. В Бельгии и во Франции он продолжал «борьбу», работая корректором в типографиях. Несколько раз был объявлен персоной нон грата в Бельгии и Франции. Поехал воевать и стал военным корреспондентом во время испанской войны. Очень интересное и честное свидетельство Лазаревич опубликовал в книге «Через водовороты испанских революций». Он жил с Идой Метт, соратницей Нестора Махно.

— В Книге представлен уникальный документ, озаглавленный «Последнее слово по „делу Бейлиса“». Расследование Вашего прадеда, начальника Московской сыскной полиции Аркадия Францевича Кошко, достаточно подробно описывает знаменитое «дело Бейлиса» и вместе с этим ставит под сомнение справедливость вынесенного судом решения… Все ли секреты раскрыты?

Этот рассказ раскрывает достаточно важные вещи. «Дело Бейлиса» как-то очень чувствительно воспринималось прадедом Аркадием и моей бабушкой. Она очень часто об этом говорила, хотя для нас это не имело большого значения. На самом деле они очень жалели, что не удалось опубликовать это «последнее слово». В эмиграции тема еще была очень чувствительной. Аркадия Францевича обвиняли в том, что этим свидетельством он нарушит память о царской России. Аркадий Францевич именно поэтому и пишет, что «царский строй истины не боится». В эмиграции жили многие люди, как-то связанные с этим «делом», имевшие свое однозначное мнение. Поэтому журналы и издатели не желали снова разжигать страсти. Были также и антисемиты: они обвиняли Аркадия Францевича в юдофильстве и в том, что он косвенно оправдывает большевиков, среди которых было много евреев.