Тайны и герои Века - [47]

Прошла неделя, другая, а Старая дева все не возвращался из Петербурга. Я послал еще раз агента Лейена с Евангелиями на мельницу, приказав ему на этот раз войти в усадьбу Витнера с противоположного конца дороги, словно бы он возвращается обратно с пустой сумкой. Но, как и в первый раз, Отто у брата не оказалось.

Вскоре, однако, почтмейстер принес мне новое письмо Отто, адресованное опять к дядюшке. Из него оказалась, что Отто из Петербурга перебрался в Ревель, нанялся лакеем к барону М. и извещает дядю, что скоро будет работа. Мы тотчас кинулись в Ревель, без труда нашли борона М., и наконец Старая дева был арестован. К нему удивительно шла вышеуказанная кличка. Высокий, высохший человек, с лицом, абсолютно лишенным всякой растительности, чувствительный, сентиментальный и плаксивый, с писклявым бабским голосом, он положительно представлял собой яркий тип старой девы; если бы не мужское платье и обращение брата, в нем тяжело было бы заподозрить хоть что-то мужское.

Отто Витнес был арестован и переведен нами в рижскую тюрьму. При допросе он решительно все отрицал.

Так как арест его не мог оставаться тайной для его сообщников, то мы с агентами, не теряя времени, отправились на мельницу к брату Витнеса для производства обыска. Брат Отто был поражен, увидя со мной надзирателя Лейена, еще так недавно посещавшего его под видом смиренного продавца Евангелий. При нашем приезде на мельницу Витнес, почуя недоброе, схватил какую-то бумажонку и сунул ее в рот. Она была немедленно извлечена оттуда и оказалась запиской управляющего, сообщавшей племяннику, что от Отто нет сведений из Ревеля.

Мы арестовали и этого брата Витнеса, хотя старательный обыск во всем помещении его, равно как на чердаках и в погребах, ничего не дал.

По возвращении в Ригу мне доложили, что Отто Витнес покушался в камере на самоубийство и с этой целью расковырял себе вену на руке при помощи железки, снятой с конца шнурка собственного сапога. Покушение было сорвано, но, если судить по количеству крови, разлившейся по камере, лишь случайный приход надзирателя спас Витнеса от смерти. Он был перенесен в тюремную больницу, где врач обещал недели через полторы поставить его на ноги.

Через несколько дней позвонил мне по телефону начальник тюремной больницы Авертянов и сообщил, что сегодня у матери Витнеса (при аресте Отто засада на его квартире была снята), посещавшей больного сына, при выходе из больнице была отобрана Библия, переданная ей сыном. Я сразу же попросил прислать мне святую книгу. Это оказался экземпляр обычного издания, небольшого формата, почти новый. Я стал внимательно перелистывать книгу, ища каких-либо знаков, подчеркнутых букв и т. д., но никаких признаков условного шифра не оказалось. Я задумчиво осмотрел книгу со всех сторон, как вдруг мне показалось, что вся масса листов не приклеена прочно к корешку переплета, а как-то ходит под рукой сама по себе. Мне вскоре удалось отделить ее от корешка, и на внутренней стороне последнего я заметил слегка подклеенную чистую белую бумажку. Осторожно отклеив ее от переплета и перевернув, я увидел на ней мельчайшую надпись. При помощи лупы я прочел: «Янус Либус 4-й роты Мало-Ярославского полка умер 5 ноября, похоронен на полковом кладбище. На его могилу отнес слезы». Под этой надписью был нарисован могильный крест, а над этим крестом стояла отметка крестика.

Очевидно, мать сообщила Отто, что при обыске письмо его, адресованное дядюшке, было нами отобрано и Витнес вторично извещал управляющего о местонахождении бриллиантов.

Я счел дело достаточно назревшим и приказал арестовать и управляющего Мейера. Агенты, ездившие для этого в имение графа Меллина, рассказывали, что граф возмутился задержанию своего Мейера и всячески противился его аресту как акту, ни с чем не сообразному, жесткому и ненужному. Но инструкции, данные мною моим людям, были категоричны, а посему, несмотря на протест графа, Мейер был уже арестован и привезен в Ригу.

Через несколько дней, как только Отто Витнес оправился, я вызвал его к себе в кабинет. Тогда я без лишних слов решил осветить его судебною участь.

— Вот, господин Витнес, я вызвал вас в последний раз на допрос. Хотите — сознавайтесь, хотите — нет, дело ваше. Я не стал бы вас зря вызывать, если бы в моих руках не были неопровержимые улики. Ваш дядюшка Мейер и ваш брат арестованы как ваши сообщники и сидят здесь. Они сознались уже во всем, рассказав — тут я шел на ура! — как вы ночью на лодке перевозили вещи.

Старая дева недоверчиво улыбнулся.

— Не думайте, что это я говорю вам зря, чтобы изловить вас. Повторяю, что они во всем сознались, и вот вам доказательства: они выдали и бриллианты, закопанные вами на полковом кладбище под крестом Януса. Вот они… — Я вынул из кармана игольник и, раскрыв перед лицом вора, сказал: — Вот записка Митера вашему брату, уличающая вас, вот ваше письмо из Ревеля дядюшке, вот ваша бумажка, подклеенная в Библию. Довольно вам? Помните, что чистосердечное признание уменьшит ваше наказание. Желаете теперь говорить или нет? Ну и, пожалуйста, решайте скорее, мне некогда!