Тайны и герои Века - [34]

Изданный второй том вызвал еще письма другого рода. Писали люди, согрешившие против морали в Константинополе и прошедшие через руки «Bureau Detektive privé». Они отбыли наказание больше всего за кражи и мошенничества и после тюрьмы эмигрировали в дальние страны, где, по их словам, начали новую, честную жизнь. Некоторые даже женились и имели детей. Мысль, что прежние прегрешения могут благодаря дядиным рассказам выплыть наружу и погубить их репутацию, приводила этих людей в отчаяние, и они умоляли дядю обойти молчанием их «грехи молодости», как только он дойдет до константинопольских воспоминаний. Конечно, дядя внял этим просьбам и вообще избегал упоминать имена согрешивших русских, давая часто вымышленные фамилии или ставя просто букву перед именем. Воспоминания дяди были куплены французским издательством Payot, но платило оно скудно, а перевод оказался из рук вон плохой. После смерти дяди и моего брата приезжал из Аргентины в Париж начальник аргентинской полиции и купил за хорошую цену все три тома на русском языке для перевода на испанский. Он мне пояснил, что эти книги будут служить руководством на курсах, формирующих будущих полицейских их страны. Обещал мне прислать книгу на испанском языке, но за это взял с меня обещание немедленно сообщить аргентинской полиции о выходе в свет четвертого тома, если таковой появится. Книгу на испанском языке я от него получила, но исполнить свое обещание не могла. Французский писатель Jaques Deval приезжал ко мне для переговоров, желая написать сценарий на рассказ дяди «Васька Белоус», но, к сожалению, из наших переговоров ничего не вышло, и он под конец вместо «Васьки Белоуса» написал сценарий к фильму «Товарищ». Дядя умер, не успев дождаться появления третьего тома.

Происшествия из парижской жизни

В Париже еще не существовало для русских определенного бюро труда, но вскоре ко мне за работой (в бюро «Скорая помощь», организованное для трудоустройства медсестер) начали стекаться люди и других профессий: гувернантки, горничные, кухарки и прочие и прочие. Также и по телефону просят не только сестер, но и прислугу. Даже мужчины заходили в приемные часы после того, как я случайно устроила одного из них на место. Но с мужчинами иметь дело я избегала. Мое бюро было чисто женское. Раз как-то явился ко мне старичок среднего роста и торжественно разложил передо мной какие-то бумаги. Их них я узнала, что он бывший царский повар, сопровождавший добровольно царскую семью в Тобольск. Свято он сохранял последнее меню обеда, которое показалось мне очень скромным. Он просил найти ему место повара, но «не бог знает у кого», а что-нибудь хорошее, иначе он «шельмоваться» после царской службы не согласен. Я могла ему только предложить место в скромном русском ресторане, на что он молча собрал свои бумаги и с достоинством вышел, сказав на прощание: «Нам это не подходит. Прощения просим!» Больше я его не видела, но спустя некоторое время я прочитала в газете, русской или французской, что царский повар умер у себя в дешевом отеле от истощения. Если это он, то, верно, из снобизма, как теперь выражаются, не позволил себе «ошельмоваться» после царской службы и предпочел умереть. Бедный человек!

Другой любопытный посетитель был иного рода, хотя устроить его мне тоже не удалось. Громадного роста детина, широкоплечий и одетый в чем-то вроде русской поддевки. Тоже просил места. Я ему объяснила, что мужчин не устраиваю, но дам ему записку к Д. Б. Нейдгардту, которому известно бесконечное количество русских предприятий, и, может быть, он сможет ему что-нибудь найти. На следующий день Нейдгардт мне протелефонировал, что по моей просьбе устроил великана к друзьям, владельцам русского ресторана. Хозяева сжалились над соотечественником, пригласили его пообедать и переночевать, пока не найдут ему что-нибудь у себя, но посетитель вел себя очень странно: утром сделал им скандал неизвестно из-за чего, перебил посуду и ушел, хлопнув дверью. Я была очень возмущена таким поведением, и, когда великан явился опять на прием за местом, я встретила его очень сурово и сказала, что не желаю рекомендовать человека, не умеющего себя держать и позорившего мою рекомендацию. На это вдруг великан зарыдал на весь дом, начал рвать на себе волосы и биться головой об стену так, что пришедшие ко мне сестры перепугались, начали его успокаивать и даже совать деньги. После припадка отчаяния великан как-то сразу присмирел, раскланялся и благополучно убрался. Он на меня произвел впечатление ненормального человека. Каково было мое удивление, когда после убийства французского президента Поля Думера я по фотографии узнала в убийце моего посетителя. Я отыскала книжку, в которой записывала фамилии посетивших бюро. Так и есть — Горгулов! Несчастного вместо сумасшедшего дома приговорили к гильотине. Притом во время казни (по газетам) произошло какое-то замедление из-за его громадного роста. Но все-таки под конец гильотинировали, чтобы удовлетворить общественное мнение.

Русские беженцы были очень подавлены убийством французского президента и ожидали для себя репрессий со стороны правительства и французского населения. Но ничего не случилось. Вероятно, и те и другие поняли, что русские беженцы ни при чем и нельзя из-за безумца преследовать людей с мирной и хорошей репутацией.