Тайны гибели российских поэтов: Пушкин, Лермонтов, Маяковский - [24]
Лишь чудом не состоялась дуэль между М. Ю. Лермонтовым и лихим кавказским офицером Р. И. Дороховым при первой встрече их в 1840 году, когда оба они участвовали в экспедиции против чеченцев в составе отряда Галафеева. Руфин Иванович имел репутацию бретера[90], он дрался на дуэлях 14(!) раз, за дуэли не раз наказывался разжалованием в солдаты и вновь выслуживался в офицеры благодаря своей дерзкой отваге. С первого взгляда Михаил Юрьевич сильно не понравился Руфину Ивановичу, и последний, как он сам признался в дальнейшем писателю А. В. Дружинину, всерьез намеревался проучить «столичную выскочку» на дуэли. Однако недоразумение удалось устранить, поединок не состоялся, более того, соперники стали в дальнейшем друзьями. Дорохов убедился, что в Лермонтове, несмотря на его внешне вызывающий вид, душа добрая. И когда вскоре Дорохов получил тяжелое ранение, он свою «команду охотников», таких же отчаянных головорезов, как он сам, передал под командование именно Лермонтову.
Последняя околодуэльная ситуация сложилась у М. Ю. Лермонтова с молодым прапорщиком С. Д. Лисаневичем в Пятигорске в 1841 году. Но этой истории еще будет отведено место дальше.
Как видим, молодой неуживчивый и бесстрашный офицер и смелый, дерзкий поэт мог закончить свой земной путь даже раньше 26 лет, погибнув совсем не от руки Мартынова, и тогда в историю черными буквами была бы навечно вписана фамилия совершенно другого «злодея».
Как много в жизни случайностей и какую подчас счастливую или, наоборот, роковую роль играют они в судьбе того или иного человека!
В середине мая 1841 года поручик Тенгинского пехотного полка М. Ю. Лермонтов и капитан Нижегородского драгунского полка А. А. Столыпин отбыли из Ставрополя, административного центра Кавказа того времени, направляясь в Дагестан, в крепость Темир-Хан-Шуру, где концентрировался экспедиционный отряд для штурма неприступного аула Чиркей. Алексей Аркадьевич Столыпин по прозвищу Монго[91] приходился двоюродным дядей Михаилу Юрьевичу, хотя и был на 2 года моложе его. Друзья сами напросились в экспедицию в штабе войск Кавказской линии, так как справедливо считали, что, участвуя в боевых действиях, им будет легче отличиться, заслужить прощение и выхлопотать себе отставку у Николая I. В подорожной, датированной 10 мая и подписанной главнокомандующим войсками Кавказской линии генералом Граббе, предписывалось: «От города Ставрополя до крепости Темир-Хан-Шуры Тенгинского пехотного полка господину поручику Лермонтову… давать по две лошади с проводником, за указанные прогоны, без задержания».
По дороге Лермонтов и Монго дважды повстречали ремонтера[92]Борисоглебского уланского полка корнета П. И. Магденко, чьи воспоминания дошли до наших дней и пролили свет на неожиданное изменение маршрута Лермонтова и Столыпина.
Вторая встреча приятелей с Петром Магденко состоялась поздним вечером в Георгиевске, располагавшемся в 40 верстах от Пятигорска. Дальше дороги невольных попутчиков расходились: путь улана лежал через Пятигорск, а два друга должны были отправляться в другую сторону, для борьбы с непокорным Шамилем. Несмотря на приближающуюся ночь, Лермонтов и Столыпин решили ехать не откладывая и велели закладывать лошадей. Но путешествовать ночью было небезопасно, тем более что за несколько дней до этого недалеко от Георгиевска черкесы зарезали унтер-офицера. На предостережения Лермонтов дерзко вскричал, что он «старый кавказец и его не запугаешь». Однако разразился страшный ливень, который сильнее доводов попутчиков подействовал на Михаила Юрьевича, решившего тоже переночевать в Георгиевске.
Сели пить чай, на столе появилось кахетинское, и потекла веселая, непринужденная беседа. Улан откровенно признался, что не понимает влечения друзей к трудностям боевой жизни и с упоением стал рассказывать об удовольствиях, которые ожидают его в Пятигорске, с удобствами жизни и разными затеями, которые им в отряде, конечно, доступны не будут. Друзья лишь посмеивались над ним.
Путешественники разошлись по комнатам, но слова улана разбередили кровавые раны в душе Михаила Юрьевича. Возможно, часть ночи поэт не спал, размышляя, как ему поступить. Он был, словно витязь, на перепутье двух дорог: налево пойдешь — в Шуру попадешь, под пули свирепых горцев Шамиля, но можешь получить не смертельное, а более легкое ранение, а это уже отставка; направо пойдешь — встретишь милый с детства, веселый Пятигорск, чудно хороший в эти майские дни, а это передышка после долгой и скверной дороги, которую Михаил Юрьевич всегда плохо переносил, которая обостряла все его болезни. Пятигорск, наконец, это возможность хотя бы на время отдаться всецело поэтическим замыслам, заняться литературной работой. Рождающаяся и бурно разрастающаяся песня стихов просилась вырваться наружу из каменного остова черепа, пролиться на бумагу стройными, ритмичными рядами букв и улететь в мир волшебной мелодией звуков, вызывая в сердцах многих поколений землян чувства глубокой грусти, любви и красоты.
К утру в голове Михаила Юрьевича созрело решение. Он положил довериться воле слепого жребия. Не зря он был автором «Фаталиста». Так подброшенная кверху монетка предрешила роковым образом судьбу М. Ю. Лермонтова, начертав ему скорую гибель от руки бывшего приятеля.
