Тайны древних русов - [21]

Но мы знаем, что впечатления, полученные в детстве, необычайно сильны, они остаются на всю жизнь. То же и с дуалистическим мировоззрением. Мы развились, стали взрослыми, кое-кто считает даже, что человечество уже стареет, перешагнув рубеж своей зрелости, но чёрно-белое восприятие жизни бытует наряду со всеми иными, иногда и преобладая над ними. Во всяком случае, именно оно представляет собой тот стержень, на который накручивается всё прочее. Дуализм — это остов, скелет мировосприятия, это архаичная диалектика.

Дуализм есть в ядре любой мифологии. Иногда он скрыт. Иногда, напротив, выставлен наружу, как, скажем, в китайской, где противостоят друг другу и дополняют друг друга два начала: мужское и женское — ян и инь. Они же, сплетаясь, образуют гармоничный круг. Но особенно свойствен дуализм индоевропейским мифологиям. Как бы ни были сложны и многоцветны эти мифологии, какими бы поэтическими чудесами не были они расцвечены, в основе, в начале, в архаике — всё тот же дуализм.

Двойственность эта и полярность возникли, разумеется, задолго до сложения индоевропейской общности. Но почему-то дуалистические представления заняли особое место в ней и пронизали буквально все сказания, предания и легенды. И схема мира в начальных фазах была двучленной:

свет — тьма

небо — земля

мужское — женское

правое — левое

свой — чужой

дом — лес

Ну а раз существовало два полюса, между ними должно было что-то происходить. И оно происходило. По крайней мере, было чревато происшествиями: лес таил опасности, зато дом служил убежищем, чужой нападал или собирался напасть, свой защищал и помогал, правое было правильным и правым, левое — искривлённым и лживым. Но всё взаимодействовало и нуждалось одно в другом: свет озарял тьму, небо орошало землю, мужчина оплодотворял женщину. В результате всегда что-то рождалось, появлялось на свет или просто попадало в руки. Даже таящий опасности лес одаривал, награждал смельчака.

Но любому «дару» предшествовали обязательная схватка или хотя бы противостояние, знаменующееся готовностью к борьбе. И если всё происходившее на земле было делом житейским, а борьба — обычной, зачастую заурядной, то подлинные битвы происходили в пространстве между небом и землёй: свет разрывал тьму, тьма пожирала свет, небо нещадно било землю молниями, в ответ земля «запиралась» — уходила под снежные покровы, переставала рожать, сковывала воды, не кормила зверей и скот и постоянно восставала против небес. Ну а раз шла битва, то должны были более чётко определиться сражающиеся стороны, то есть заиметь своё лицо.

Не знаем, как там было в самом начале, но к моменту зарождения индоевропейцев как культурно-этнического сообщества две противоборствующие силы определились. Ими оказались бог-громовержец и олицетворение злых сил — змей. Бесконечный поединок с заведомой победой громовержца и составил из себя основной миф.

С личностями «громовержца» и «змея» мы разберёмся в отдельных главах, а заодно постараемся выяснить, кто послужил им прообразами. Сейчас же нас интересует сам факт битвы-схватки и его проявления в разных мифологиях.

Попутно сообщим лишь то, что миф, зародившийся в рамках дуалистического мировоззрения, развивался вместе с развитием мировосприятия и, не утрачивая дуалистического «хребта», становился всё сложнее и насыщеннее. Почему? Да потому, что его героям приходилось действовать уже не в двуосной системе координат, а в трёхосной, четырёхосной, шести−, семи− и даже двенадцатиосных! Нелегко приходилось и исследователям, пытающимся всюду поспеть за своими героями. Даже, прямо скажем, совсем туго пришлось им — ведь герои начали ускользать, делиться, будто простейшие, до бесконечности, приобретать множество ипостасей и менять маску за маской. Но об этом позже.

А сейчас обратим внимание ещё на одну особенность — на двойственность уже внутри самого мифа. Вечно длятся две схватки: неба с землёй и громовержца со змеем. Что это — независимые сюжеты, малое в большом, случайное совмещение? В одном случае — поединок-оплодотворение. В другом — поединок-убийство. Добавим, убийство, носящее цикличный характер: убийство — воскрешение, убийство — и т. д. Что во всём этом: общий исток или наложение сюжетов? Поединок отца-неба и матери-земли не принято вводить в основной индоевропейский миф. Но без него, пожалуй, не возник бы и сам сюжет борьбы бога-громовника со змеем-чудищем. Или возник бы? Вот это мы и будем выяснять на протяжении этой главы и двух последующих, попутно разбираясь со множеством интереснейших и загадочных вещей.

Небесный отец, верховный бог, олицетворяющий само небо и все светлые начала, — главный объект индоевропейской мифологии. Лингвистически совершенно точно определено, что имена верховных богов славян, древних греков, римлян, иранцев, индийцев и других народов рассматриваемой языковой семьи происходят от праиндоевропейского понятия «деиво», что означает «дневное сияющее небо». И, уже исходя из этой первоосновы, мы можем наглядно проследить близость к древним индоевропейцам их расселившихся потомков.

Наиболее близки к первичной форме литовское «диевас» — бог, древнеиндийское «дева» — бог, авестийское «дэва», «дэв» — демон. Совсем первозданно звучит и славяно-русское Див, Диво. Правда, имеются гипотезы, по которым славяне позаимствовали своих «дивов» у ираноязычных племён. Доказательств тому достаточных нет, и с неменьшей уверенностью можно утверждать обратное. Но мы этого делать не будем по очень простой причине — самое логичное предположение таково: и славяне и иранцы «позаимствовали» дэвов-дивов у предков своих, индоевропейцев. А кто к ним был ближе, мы ещё разберёмся.