Тайны целебных трав - [2]

Мы уже далеко не такие доверчивые, как наши предки, нас на мякине не проведешь! Но вспомните, какой пламенной была вера (сохранившаяся, впрочем, и по сей день) в антибиотики. И у больных и у врачей. А недавнее повальное увлечение мумие — каких чудес о нем не рассказывали! Да только ли мумие: вода магнитная и снеговая, браслеты магнитные и медные, бег или ходьба — всех чудодейственных «всеисцеляющих» средств, что появлялись на нашем веку, и не упомнишь.

И самое интересное, что все рассказы о чудесах того или иного «лекарства» — вовсе не пустая болтовня. Сколько я видела заслуживающих доверия людей, которых исцелило то же мумие. Исцелило от самых разнообразных, в каждом отдельном случае, заболеваний. И, наверное, не меньше встречала тех, кому от таких же болезней оно не помогло. И совсем не потому, что потеряло вдруг свою могущественность.

Для врачей это стало уже тривиальностью: любое новое чудо-лекарство исцеляет не более двух лет. Потом оно вдруг перестает приносить облегчение. Не оттого, что стало хуже, — состав тот же самый. Не оттого, что организм привык, — пациенты (с теми же болезнями) совсем другие. Просто лекарство уже не новое, а значит, чуда от него человек не ждет. Не верит, не надеется, что оно исцелит. И потому оно не исцеляет, хотя два года назад действовало превосходно. И это отнюдь не мистика, а реальнейший факт, вызывающий серьезную озабоченность фармакологов и врачей во всем мире.

Вот какой великой действенной силой обладают вроде бы совсем не материальные вера и надежда.

То же самое можно сказать и о последней составляющей вышеприведенной триады — страхе.

Уж если мы сегодня, входя в светлый, стерильнобелый кабинет врача, непроизвольно, неизвестно отчего волнуемся, относимся к знакомой-перезнакомой Марье Петровне, участковому терапевту, с боязливой робостью и даже иной раз с подобострастием, то что же чувствовали наши предки, попадая в пещеру, не пещеру, избу, не избу — словом, в то самое страшное место, о котором говорилось в начале главы? К ведьме, которая все может?

От одной этой мысли дух захватывает. На голове волосы дыбом встают Тут уж каждое словечко западет тебе на всю жизнь в память, тут уже все, что знахарка ни пропишет принимать — хоть жаб живыми глотать, — станешь делать беспрекословно.

Потому что она все может.

И исцелить. И, если не послушаешься, наслать еще худшую хворь.

Какой великолепный психотерапевтический эффект! Умела бы им пользоваться наша Марья Петровна, она бы при современных знаниях и возможностях за пояс заткнула если не самого бога врачевания Эскулапа, то уж во всяком случае его заместителя на земле Гиппократа!

Усилению этого эффекта способствовали якобы входящие в сказочное лекарство необычные, сильно воздействующие на воображение ингредиенты. Заманчиво было бы предположить, что подобные сказки создавались самими знахарями, но, по-видимому, это не так, точнее — не совсем так.

Порожденная упомянутой неразрывной триадой: верой — надеждой — страхом, — разыгравшаяся фантазия людей придумывала самые невообразимые вещества, которые, по их мнению, должны входить в состав могущественных снадобий. Разве может чудодейственное зелье состоять из каких-нибудь простых, обыденных компонентов? Вот и появлялись то большой палец правой ноги висельника (причем обязательно именно большой, именно с правой ноги и именно висельника!), то кровь невинно убиенного младенца, то еще что-нибудь столь же таинственное и страшное. А ведьмы и знахари, если не сами распускали такие слухи (это было для них опасно: не дай бог в деревне или городке, где все всех знают, пропадет какой-нибудь младенец — головы им, не повинным в пропаже, не сносить!), то уж наверняка всяческими прозрачными намеками поддерживали. Ибо это было им на руку: И потому, что создавался психотерапевтический эффект веры — надежды — страха у больного, и потому, что каждому приятно, когда его считают могущественным и опасным, и потому, что всегда можно было, например, на резонный вопрос: «Что же ты не омолодишься?» не менее резонно ответить: «Где ж нынче достать палец висельника?», или, подчеркнув собственное благородство, сказать: «Не-е-ет, милая моя! Может, кто и пойдет на такое страшное дело, как убийство неповинного младенца, да я-то совсем не такова. Уж лучше доживу свой век в немощной старости, чем принесу кому-то горе». И наконец, неизбежные неудачи в лечении легко было объяснить отсутствием необходимого ингредиента — какого-нибудь яда василиска или пупка варана.

Впрочем, я вовсе не хочу утверждать, что снадобье ведьм, знахарей, врачей древности содержали одни только невинные травки, корешки и прочие естественные произрастания и минералы. Все в них клали — и пальцы, и волосы, и внутренности висельников и утопленников, и сок раздавленных мокриц, и яд жаб, и сердце или печень черного кота, множество прочих вещей, которые и упоминать-то противно. А вдруг таким образом можно открыть состав столь желанной всем панацеи?

Даже Андромах к универсальному противоядию Митридата для усиления его действия добавлял лепешечки из гадюки, полагая, что если гадюка не отравляется собственным ядом, то только потому, что тело ее содержит сильнейшее противоядие. («Гадюку ловят в конце весны и в начале лета, если весна холодная, то ловлю откладывают до наступления летнего зноя… Не всякая гадюка годится для приготовления лепешечек, а только рыжая, а из рыжих выбирают самку… Следует остерегаться гадюки рогатой, пятнистой и пестрой с белым оттенком. Не следует ловить их на солончаковой земле, на берегах рек, прудов и морей и там, где растут деревья, особенно дубы, ибо в таких местах гадюка бывает дурная, вызывающая жажду. Наоборот, их нужно ловить в местах, далеких от сырости. Не следует ловить гадюку со слабым движением, а надлежит выбирать ту, которая двигается быстро с поднятой головой.