Тайны археологии. Радость и проклятие великих открытий - [2]

Как видно, обычай приносить жертву при закладке зданий не изжит до сих пор, только в некоторых местах он принял более мягкие формы. В Германии, например, при закладке мостов злому духу обещают в жертву христианскую душу, но обманывают и по готовому мосту первым пускают петуха (вероятно, после многолетних войн с Францией). В России в построенный дом первой запускают кошку, стараясь обнаружить нечистую силу, которая не даст жить. В других странах кошку заменяет собака. В Дании под алтарем новой церкви зарывают агнца, чтобы церковь стояла дольше. Известен случай, когда на вновь обустроенном кладбище первой похоронили живую лошадь. В современной Греции строители на первом заложенном камне приносят в жертву ягненка или черного петуха — символ черных сил. Там же сохранилось поверье, что первый, кто пройдет мимо начавшегося строительства, долго не проживет.

Из всего вышеизложенного понятно, откуда взялись многочисленные предания и истории о привидениях и призраках, разгуливающих по подземельям дворцов, замков и монастырей: старые стены трескались, в нишах находили кости, часто в цепях, остальное уже додумывали человеческая фантазия и страх. Мне известна в Москве одна старинная усадьба, где лет двадцать-тридцать назад в стене обнаружили женские кости и башмаки — все, что не истлело. История их обнаружения тем более странна и необычна, что человек, передавший ее, — скептик чрезвычайный и на мир смотрит через призму физического факультета, который и окончил. Наконец, он главное действующее лицо в ней и вспомнил, только когда я рассказал ему о детинцах на детских костях.

«Я работал в управлении делами, директором которого был мой дядя со стороны матери, но это особенно не афишировали: такие времена были. Однажды вечером понадобилась ему справка, а она лежала у меня в сейфе, в министерстве, и ключ был у меня. Делать нечего, поехал. Зимний вечер, снег, вьюга. Приезжаю. Конечно, некоторый переполох. Сторож у нас был старый и после семи вечера всегда находился в подпитии. Фамилия его Шмулев. Он засуетился, включил фонарь, чтобы не включать общий рубильник и не отключать сигнализацию, и мы отправились на второй этаж. Лестница огромная, темно, в окна вьюга стучит, стекла звенят. Но на нервы мне это не действовало. Шмулев отпирает одну дверь, другую.

Когда мы входили в мой кабинет, то увидели, что кто-то как бы серый выходит в противоположную дверь. Я решил, что это тень от фонаря. Даже не вздрогнул, а подошел к сейфу, присел и говорю:

— Шмулев, посвети сюда.

Едва я присел и воцарилась тишина, как совершенно явственно послышались в соседней комнате шаги.

— Шмулев, — говорю, — там кто-то есть.

— Нет, никого нет.

Наверное, ветер, думаю. Нашёл бумаги, запер сейф, только хотел встать, слышу, что там не только шаги, а и стулом кто-то двигает.

— Шмулев, разве ты не слышишь?

— Слышу, — отвечает. — Ну что, пойдёмте?

— Как так? Посмотрим.

Тут он скорчил недовольное лицо.

— А ну её. Чего смотреть? Нехай её.

— Ты про кого?

— Да про бабу, что тут ходит.

— Что ты несёшь? Какая баба? Гони её вон!

Он вытянул шею и повел носом.

— Как её выгонишь, коли она не живая?

— Ну-у, опять нализался!

— А вы спросите других сторожей. Как девять часов ударит, так и пошла стучать по всем кабинетам… И ребёночек на руках.

Меня взбесила эта глупость.

— Идём!

И опять, едва мы вошли в соседнюю комнату, я увидел, как кто-то промелькнул к двери и скорыми шагами направился туда. Сзади ковылял Шмулев и всё твердил:

— Оставьте вы её, товарищ начальник, ну зачем вам?

В третьем кабинете я уже ясно видел, как между столов, торопясь и кутаясь, шла невысокая худенькая бабенка в платке на голове, в кофте, с чем-то, завернутым в одеяло.

— Что тебе надо? Пошла вон! — крикнул я.

Она на секунду остановилась, испуганно оглянулась и затем, быстро семеня ногами, пошла по коридору. Я за ней.

— Стой! Кто ты? Как попала сюда?

Но она не оборачивалась, не останавливалась. Я решил догнать ее во что бы то ни стало, завести её в тупик. Но тут-то и произошёл казус. Она, очевидно, прошла сквозь запертые двери, и я остался ни с чем, хотя почти уже дотрагивался до её плеча. Холодный пот выступил на моем лбу, я растерянно взглянул на Шмулева.

— Ну? — сказал он совсем хмуро. — Взяли? Охота вам со всякой, можно сказать, мерзостью возиться.

— Шмулев, да что же это? — спросил я. — Ты её часто видишь?

— А кто не видит? Все сторожа видят, в хозяйственной службе видят, когда спирта обопьются и ночуют. Она у них по коридору ходит, она и теперь там…

Я прошёл в комнату сторожей и жадно выпил два стакана воды. Второй сторож насупившись писал что-то в книге дежурств или в моем присутствии делал вид, что работает.

— Мы опять ее видели, — сообщил Шмулев.

— То-то я смотрю, как вы воду лакаете, — сказал мне второй сторож. — А нам каково? На прошлой неделе она заявилась сюда, прямо в дежурку, с младенцем. Никифоров так и грянулся.

— С этим надо разобраться, — решил я.

— А как вы разберетесь? Ходит видение из загробного мира, нас смущает. Что ж тут поделать? Разве молебен отслужить, да не позволят. Но в таких случаях и молебен не помогает: это ведь не наваждение, а самый натуральный покойник.